Onliner
Главный редактор Onliner Николай Козлович: пустите в Белосток! Как коронавирус консервирует страну
by Дмитрий КорсакВ Беларуси много чего нет. Нет бархатного моря. Нет черных вулканических пляжей. Нет гор и ледников. Нет альпийских лугов, где носятся коровы, звеня колокольчиком. Нет скал из песчаника. И Эльбы, что пронзает стрелой горизонт. Нет мишленовских ресторанов. Нет бушонов, где варят настоящий буйабес. Нет правильного миланского спритца. И вюрста, как в киоске рядом с бундестагом. Нет в кафешках ведерок с цезарем за 1 евро. Нет супа журек. Не делают правильный камамбер. И нежную, как кожа прекрасной девы, «туалетку».
В Беларуси нет безумных скульптур, как в Скопье. Нет сербских предгорий в сизой дымке, что оживают в фильмах Кустурицы. И своего Кустурицы тоже нет.
У нас нет приличного аутлета. Нет IKEA. Нет «Старбакса», пускай и неясно, кому он нужен вообще. Нет «Райнэйера». Нет купален, как в Будапеште. Нет венских памятников и монументальных площадей. Нет маленького японского садика, что притаился в сердце Монако. Нет испанских мирадоров и арочных мостов. Нет забега быков, нет битвы апельсинов, нет парада в зеленых шапках на День святого Патрика. И «Октоберфеста» нет.
Все это воспоминания из прошлой жизни, которую обнулил СOVID. Для меня и многих моих друзей прошедшая пятилетка оказалась не столь душной, как предыдущие, только лишь потому, что мы наконец получили возможность сравнивать белорусскую реальность с окружающими мирами. Банальная процедура вроде выдачи многократной визы перестала напоминать подъездный трешевый квест с посредниками — и за это спасибо.
Время ускорилось, радости первых открытий обернулись почти что рутиной. Впервые я побывал в «Акрополисе» 7 лет назад, а сейчас «Акрополис» для видавшего жизнь человека что-то вроде сельпо. IKEA открылась в Вильнюсе только в 2013-м, как и H&M, а теперь кажется, что они были с нами всегда, как ГУМ и ЦУМ. Все эти годы мы убеждали себя, что ездим в Польшу и Литву за шмотками, туалетной бумагой и теликами, но для многих это быстро стало формальным предлогом. Лично я гонял за свежим воздухом и приятностями эстетики. А приезжая, пытался по капле вклеить их здесь.
В мае 2020-го поделюсь своим кошмаром, в котором нет коронавируса, но есть глобальный и бессрочный белорусский локдаун. Лес, дорога, поле, подъезжаю к «Песчатке» — утыкаюсь в противотанковые ежи. Мчусь на «Бенякони», а там стена не ниже, чем на севере Вестероса. В районе Даугавпилса тоже не проехать, 10-километровая «чумная полоса». Мне хотя бы в Невель, гоню туда, но за Езерищем — блокпосты. И на «Мокранах» — глухо. Я — муха, я бьюсь головой о крышку Беларуси и режу крылышки о хрусталь сосуда.
Этот кошмар вовсе не о потерянном буйабесе. Оставшись без Европы всего на несколько месяцев, я понял, насколько важно ощущать себя человеком мира, а не парнем откуда-то из безликого экс-СССР. Если вокруг только засовы и занавесы, то и компас барахлит, и в голове бардак. Вся недосказанность последних месяцев, все нелепости и попытки утаить информацию, неумение нормально коммуницировать с обществом — вся эта эстетика ржавой консервной банки знакома нам давно. Просто сейчас от нее не скроешься и не убежишь.
На всех уровнях нашего сосуда происходят неприятные процессы бурления мысли. Возвращаюсь к своему списку «нет». Черт с ним, со «Старбаксом». Главное, чего нет у белорусов, если уж мы будем сравнивать, так это чувства сопричастности и чувства страны. В апреле, когда о своих проблемах кричали возникшие за последнюю десятилетку бизнесы в сфере развлечений, общепита, туризма, когда схлопывалась сфера услуг, я слышал много радостных голосов. Что так и надо, пусть умирают, каждый сам за себя. Коммерсанты должны страдать. И рестораторы должны подметать мостовую. Все должны быть одинаковы. Воистину пролетарская перекличка.
Нет, нам точно нельзя долго жить в изоляции: концентрированная белорусская токсичность, собравшись в облако, выльется над страной радиоактивным дождем взаимной нелюбви.
Но что у нас, изолированных от мира, есть в противовес этим «нет»?
Сверху есть парады, субботники и стадионы, вечные ингредиенты совка-пайка. Если их засыпать в банку и размешать, то из банки выпрыгнет тот самый белорусский буйабес, который старательно консервирует страну.
Снизу есть внутреннее чувство самосохранения, которое помогало белорусу приспособиться к любым условиям.
Лично у меня есть желание обучиться таинству перемещения во времени — чтобы перепрыгнуть на 10 лет вперед.
И есть бородатый анекдот. Пираты захватили корабль. На корабле — американец, русский, белорус. Решили всех вешать. Раз — и американец на мачте. Готов. Русский пьяный в стельку, пока поймали, намучились. Висел ночь, умер от похмелья. Остается белорус. Сам залез, перекрестился, вздохнул.
День прошел. Второй. Месяц. Белорус висит.
Пираты спрашивают:
— Ты как вообще?
— Прыцярпеўся...
...К чему я точно не смогу приспособиться, так это к потере своего святого права на глоток открытого мира. Готов молиться всем богам и демонам, да хоть Биллу Гейтсу, только чтоб пустили на денек хотя бы в Белосток. Не подумайте, не для того, чтобы поменять у пана доллар на злотувку в канторе на Кавалерийском, а потом взять журек в «Эсперанто» и пак «Регины» в «Ашане». (Пускай это и сакральные ритуалы.) Я согласен мучиться без «Регины» сколько угодно долго — только чтобы в сосуде просто свинтили крышку. Чтобы пошел воздух.
Европа, долго не тяни. Летом открывай.