Плодоносное дерево Евгения Бачурина

Он родился 25-го мая 1934-го года. В Ленинграде.

Как поэт, музыкант, исполнитель он удостоился высшей точки признания — его "Дерева" напевала вся страна. Такой неформальной чести удостаивались только Высоцкий и Окуджава, пожалуй, ещё, Визбор.

Как живописец и  график он был тихо, но пленительно востребован от Третьяковки до Парижа с Нью-Йорком, до Венецианского биеннале. Песни и полотна Бачурина  стали центром притяжения сами собой, без натужной рекламы и выдуманных легенд.

 Евгений Бачурин плоть от плоти интеллигентской "кухонной цивилизации", которой нынче след простыл. Можно ностальгировать, но очень трудно описать тот продуктивный, сложный, творчески уникальный период с конца 60-х по конец 80-х на стезях жанра авторского пения. Стало с годами понятно, что  советский режим не при чём, важно подспудное сопротивление ему, присущее неуловимой "бардовской" музе. Или уход в самодостаточный певческий импрессионизм, с абстрактно гражданственными или религиозными подтекстами. Конечно, всё это было ему не чуждо. Но главное в его музыкальной подаче собственного стиха, помимо  профессиональной гитарной инструментовки, —  "настроенческое" оформление песни, песенного цикла, в свою очередь задуманного как смена настроений.

 Сейчас само слово "бард" опошлено, как и немудрёное определение —  "самодеятельная песня". Тогда это были звуки с придыханием. Чем больше возникало официальных фигурантов —  исполнителей, тем чаще и ярче из домашних магнитофонов  лились  самовольные, своевольные напевы. Да и "живые" авторы-исполнители являлись особой публике в неброских Домах культуры, в мастерских художников, на чердаках и в подвалах, приспособленных под чтецкую, певческую камерную площадку. Причём, без особых диссидентских рискованных фокусов. Ни зрители, ни  "властители дум" не были заинтересованы во фрондёрстве напоказ, или мелкотравчатом   "подкусывании советской власти под одеялом". Просто одним хотелось петь собственное, другим слушать талантливое или неталантливое, лишь бы  Собственное, Честное!

Примечательно, Бачурин всегда был немного в стороне от объединительных процессов многочисленных "любителей".

Фестивалей на лоне природы, "кустов" КСП, цензурно разрешённых и запротоколированных, с приглашением официальных звёзд. По видимому, как профессиональному художнику, ему претил привкус ширпотреба и компанейщины. Не потому что был снобом, тем более, завистником. Ему не нужно было соревноваться, учитывая или не учитывая  художественность исполнения многочисленных самовыдвиженцев с гитарой. А вот компанию, в самом прекрасном смысле избранности и соответствия, он любил. В чём и признавался щедро в своих "Годах застолья".

Драматург Славкин верно подметил с исчерпывающей банальностью: "Время было такое".

Можно ещё определённей: люди были такие, имея в виду поэтов и их слушателей. Или наукообразно, социологически: были востребованы стихи под гитару. Или, глубже, повторив Мэтью Арнольда:

"Нас спасёт поэзия".

 И всё это будет верно и абсолютно справедливо, особенно для непритязательного слуха, особенно если повернуть кристалл времени той магической стороной, где написано: "депрессивные 70-е", или "потаённые 70-е".

Но Бачурина, поэта и художника все эти умозрительные обобщения вряд ли интересовали, судя по текстам и полотнам. Он нащупал не просто романсовую форму, или исполнительскую манеру. Он как-то по-своему возродил и облагородил чудный жанр городского, сентиментального романса, с элементами "душевной" дворовой песни. Без тени блатарской гугнивой интонации, низкопробного залихватского надрыва или интимного шёпота.

Его поэтика всегда мужественна. Какая бы драматическая нота не звучала, она умело и со вкусом микшируется утончённым напевным настроением, атмосферой доверительной искренности.

yandex.kz

Наглый самовлюблённый тон, часто характерный для "КСП-шного" исполнения, исключён. Как исключены скучное мудрствование и пошлая туманность. Беспокойство, депрессивность, усталость… - если и квартируют в его песнях, то ведут себя прилично, не орут "Я так несчастен! Я так одинок!.. ".

Да и с чего быть несчастным, когда в живописи и поэзии всё получается хорошо. Правда, есть огромное обстоятельство. Война. Поколение не воевавших, но событий военных хлебнувших.

Он родился 25-го мая 1934-го года. В Ленинграде. Но советскую среднюю школу в Сочи закончил в 1951-ом. Что называется, здорово рисовал с детства, потому и направился поступать в Москву, в Полиграфический институт. Но через три года уходит  в  Ленинградский художественный институт имени И.Е. Репина. Естественно, он на факультете живописи. Но в 1957-ом году торжественно вылетает. Причины, похоже, чисто идеологического порядка. Предпочитал Ван Гога, Миро, Брака, Дали. Это претило программному критическому реализму в тогдашней официальной живописи, насмерть обнявшейся с неизбежной "Ленинианой".

Было строго тогда с "продажной девкой империализма" —  чуждой абстрактной живописью. Посещение Хрущовым приснопамятной выставки в Манеже это красноречиво доказало.

Важный нюанс —  отчисление из творческого института по этой причине означало славную, серьёзную репутацию в рядах народившегося уже в "оттепель", отечественного андеграунда.

Бачурин благоразумно заканчивает в Москве "Полиграф", и с 1960-го года работает в качестве художника-иллюстратора в престижных, а главное, читаемых журналах: "Юность", "Наука и жизнь", "Смена", в газете "Неделя". Его блестящая графика замечена  литературными изданиями. Его иллюстрации регулярно появляются в изданиях "Детгиз", "Прогресс", "Молодая гвардия". С 1969-го года он член Союза художников СССР.

Занимаясь графикой и литографией, не забывает о живописи. О стихах и прозе тоже. Он печатается как поэт и беллетрист в той же "Юности", "Знамени", "Литературной газете", в сборниках авторских песен. Когда стало возможно и безопасно, в "Парижской мысли", "Континенте", Нью-Йоркском "Новом слове".

Есть один виток переимчивой поэтической славы —  его песни востребованы театром. Причём звучат не только на московских и ленинградских сценах. До него добирается кинематограф…

Известность, порхание благозвучной  фамилии поэта по стране и за её пределами, возможно, обусловило выход его первого винилового диска "Шахматы на балконе", стильно оформленного его же известной картиной. Но задолго до выхода пластинки, его ясный, с драматическим, породистым полувсхлипом, тенор, уже утвердился в "джентльменском наборе" обязательно слушаемого. Не только на интеллигентских кухнях. Он был везде. Без крамольного и скандального флёра. Его пели с особенным отношением школьники, студенты, профессиональные и самодеятельные актёры. Залы на его концертах были полны, но это не вызывало болезненного, псевдосенсационного всплеска, —  у него был свой зритель, как и свой слушатель, если пели другие.

Скупые штрихи к биографии Бачурина естественное отношение к его песням. В них все изысканные тонкости его человеческой природы. Как на его полотнах и рисунках зловещие великаны в партикулярных костюмах, элегические красавицы, эллинистические развалины говорят о растворённости в стихиях мира, или страстях и бунте, так песни толкуют смысл грустной притчи нашего бытия, дарят звук душевного тремора в один неповторимый момент человеческого существования.

Его смерть 1-го января 2015-го года обозначила некий рубеж окончательного ухода трудноназываемой эпохи, в которой Евгений Бачурин, живописец и поэт, всегда оставался самим собой. Он прошёл заветный путь певца и рисовальщика, не прерываемый трагическим молчанием или отказом от творчества.

Сбылась, пройдена торжественная дорога от

"Я волнуем и вечно томим.. " до "Если падает перо из рук поэта, оставляя за собой печальный след... "

Печальна дорога любого поэта, но печаль Бачурина дорога и необходима каждому. Его печаль —  залог человеческой твёрдости и нежности.