Станет ли чай одним из символов русского консерватизма

Согласно нескольким отраслевым рейтингам, по итогам 2019 года Россия окончательно перестала быть «страной чая» и влилась в безликую толпу европейских «кофейных» держав. Потребление кофе в России в физическом объеме минимум на 20% превысило потребление чая. А в деньгах ситуация еще более ошеломительная – расходы россиян на кофе примерно вполовину больше, чем на чай.
 
Новость эта осталась практически незамеченной, и совершенно напрасно, поскольку говорит она о свершившемся на наших глазах цивилизационном, культурном переломе. Любой более-менее образованный европеец всегда знал, что Россия – это самовар и чай из подстаканника с сахаром и лимоном. Чай с лимоном был уникальной приметой национальной культуры, по которой в мире более 100 лет определялась «русскость». Как и чай с молоком, кстати.
 
Культура потребления чая была одной из немногих сохранившихся живых традиций, которые связывали Россию советскую с Россией дореволюционной. Картина «Чаепитие в Мытищах» Перова или купчихи Кустодиева были понятны русскому человеку и спустя 50 и 100 лет.
 
Их смысл не менялся. Чай оставался особой русской трапезой, неторопливой, требующей времени и особой обстановки. «К чаю» приносили конфеты и «тортик», доставали особое «бабушкино» или «мамино» варенье. Чай, говоря современным языком, являлся одним из важнейших коммуникативных инструментов. Скрепой, если хотите. Представить себе русскую культуру последних 150 лет без чая совершенно невозможно. Он постоянно присутствует в прозе Чехова, Достоевского, Толстого, Куприна. Чай пьет Тося Кислицына в фильме «Девчата» и красноармеец Сухов в своих снах в «Белом солнце пустыни».
 
Чай оставался обязательной опцией национального образа жизни. Общей для всех чертой. Именно в этом месте и появился в России кофе, став одной из примет распада времен и одичания русского народа. Советская интеллигенция, именно для того, чтобы подчеркнуть свою особенность, свое отличие от простонародья, давясь и морщась, начала в 80-е годы пить отвратительный растворимый индийский кофе.
 
Склонные к диссидентству шли дальше и пили ужасный кубинский кофе, который Остров Свободы менял на советскую нефть. Причем последний сначала нужно было самостоятельно жарить в духовке. Кубинский кофе, по неведомой причине, СССР закупал зеленым. То, что сегодня хипстеры называют «оригинальной обжаркой», для советского человека было еще одной формой изощренного издевательства над здравым смыслом.
 
В это время в обязательном интеллигентском наборе помимо любви к джазу и Эдит Пиаф, портрета Хемингуэя и отдыха в Прибалтике появились ручные кофемолки и турки. Олег Янковский в «Собаке Баскервилей» с чувством произносил: «Кофе в этом доме варю только я». И вслед за ним эту тошнотворную и насквозь фальшивую интонацию пытались повторять миллионы доморощенных англоманов.
 
Кофе стал приметой «нормальной», то есть заграничной жизни, о которой дружно мечтала поздняя советская интеллигенция. Приличное застолье никак невозможно было закончить банальным чаем. Гостям обязательно нужно было предложить кофе. А гости, чтобы, в свою очередь, тоже «соответствовать», со значительными лицами его пили.
 
Советский кофе был отвратительным. Чтобы хоть как-то отбить отвратительный вкус дешевой робусты, в него щедро лили такой же отвратительный грузинский, армянский и молдавский коньяк. Утонченные натуры – добавляли «Рижский бальзам». Но полным декадансом был кофе с лимоном. Хотя это скорее был рудимент именно русской чайной культуры. Перестройка стерла всякую «элитарность» потребления кофе. Он стал обычным продуктом на полке супермаркета, потребительской рутиной. Но несмотря на огромные рекламные бюджеты, которые тратили на продвижение в России кофейной культуры транснациональные корпорации, потребовалось целых 30 лет, чтобы чай «сдался».
 
Как и 40–50 лет назад, кофе проник в русскую повседневную жизнь в качестве очередного карго-культа. Кофе на вынос, кофе в бумажных стаканах стал фантастически мощным символом американского, западного образа жизни, который с восторгом приняло поколение миллениалов. Бум кофеен в крупных и средних городах в последнее 10 лет был ошеломительным. Если поначалу маркетологи с умным видом объясняли, что в России кофе – это обязательно кафе с официантом, то вскоре, когда кофемашины появились на всех заправках и автомойках, им не оставалось ничего другого, кроме как заткнуться и рассуждать об очередном феномене.
 
Кофе в дорогу стали покупать таксисты и дальнобойщики, доставщики пиццы и мелкие клерки. Кофе стал народным, повседневным напитком, и эпоха чая на этом закончилась. Некоторые, правда, до сих пытаются объяснять, что капучино итальянцы пьют исключительно до обеда, не понимая, что капучино давно стал народным русским напитком, который можно пить с утра до глубокой ночи.
 
Забавно, но теперь чай становится «элитарным» напитком. Некоторым транснациональным корпорациям пришлось даже отказаться от продаж в России чая в пакетиках. Люди, которые остаются в чайной традиции, отказываются от всяких компромиссов. Если чай, то только листовой, свежезаваренный, а не пойло из офисного бойлера коричневого цвета со вкусом забытой половой тряпки.
 
Возможно, чай станет одним из символов русского консерватизма. Благообразные господа с окладистыми русыми бородами, в костюмах будут собираться в гостиных и дорогих ресторанах. За белыми скатертями из тонких чашек Императорского фарфорового завода или серебряных подстаканников они будут пить черный, как деготь, чай, рассуждая о судьбах России.
 
Главное – чтобы это не закончилось каким-нибудь чисто русским «Бостонским чаепитием».
 
Источник