https://gdb.rferl.org/A6E5EC30-E60A-4793-8173-D9B1E23EF9EE_r1.jpg
Журналист Павел Казарин во время вручения ему Премии имени Георгия Гонгадзе. Киев, 21 мая 2020 года

Крым.Реалии

О Гордоне, Шарие и будущем журналистики. Интервью с Павлом Казариным

by

Павел Казарин ‒ журналист и публицист, родом из Крыма. С 2004 года работал на полуострове, впоследствии переехал в Москву, еще до Революции достоинства. Позже вернулся в Украину. Сейчас Казарин работает обозревателем в ряде СМИ, в частности в проекте Радіо Свобода «Крым.Реалии». 21 мая он стал лауреатом Премии имени Георгия Гонгадзе, награды для независимых журналистов. Радіо Свобода пообщалось с Павлом Казариным о журналистике, блогерстве, проблемах медиа и почему журналистами он не считает Гордона и Шария.​

‒ Вы стали лауреатом премии Гонгадзе. Среди критериев, по которым выбирали победителя, в частности, были: инновационность, независимость и принципы. Какой из этих пунктов в настоящее время в журналистике можно считать самым важным?​

Павел Казарин: Мне кажется, что все. Интернет очень изменил нашу реальность и нашу профессию. Мы живем в реальности, когда на смену государственной институциональной цензуре приходит цензура добровольная. Наша профессия потеряла монополию на посредничество между производителями и потребителями контента, которая существовала, наверное, лет сто.

Мы сегодня живем в реальности, которая очень сильно отличается от реальности наших родителей. Поэтому, я думаю, инновационность, независимость и качество ‒ это те три вещи, которые современной журналистике должны быть присущи в равной степени. Потому что важно не только уметь создавать контент, но и доносить его к аудитории.

‒ Вы начали работать в журналистике более 15 лет назад. Насколько с тех пор изменилась профессия в стандартах подачи информации?

‒ В нашей профессии очень много имитаторов, то есть, людей, притворяющихся журналистами, и площадок, пытающихся притворяться медиа, хотя они таковыми не являются. Мы живем в удивительное время, когда есть большая разница между реальностью и тем, как люди ее себе представляют. Я люблю приводить этот пример: французы уверены, что 25% их соотечественников ‒ мусульмане, хотя на самом деле их 8%. И так происходит по всему миру. Люди очень часто себе представляют реальность искаженно. Поэтому те так называемые коллеги по профессии, работающие в жанре пропаганды, в жанре информационного воздействия, не пытаются работать по правилам профессии, ведь они не являются представителями профессии.

https://gdb.rferl.org/48566163-1598-4778-8CB7-CF08C8BDB86B_r1.jpg
Павел Казарин, украинский журналист и публицист

«Люди ищут в медиа не столько ответы на вопросы, сколько подтверждение собственной правоты»

‒ Часто медиа такого типа популярнее, чем классические. Что делать классическим медиа, если иногда они не могут конкурировать с фиктивными?

‒ Я с вами согласен. Я думаю, что сегодня люди ищут в медиа не столько ответы на вопросы, сколько подтверждения собственной правоты. Каждый сам себя погружает в «теплую ванну».

Раньше мы думали, что интернет будет пространством общения всех со всеми, а интернет привел к появлению таких информационных пузырей.

Реальность человека, смотрящего блог Шария, и реальность человека, который смотрит Андрея Полтаву, очень отличаются. Их аудитория живет в разных странах, и эти Украины не пересекаются. Что делать в этой ситуации классическим медиа? Продолжать делать то, что они делают. Ведь есть некое критическое количество людей в нашей стране, которым нужно именно это, они идут в медиа не для того, чтобы им продавали эмоцию, а для того, чтобы медиа давали новую информацию.

‒ А не кажется ли вам, что аудитория классических медиа, пытающихся работать по стандартам, постоянно сужается, так как людям интересна позиция конкретного лица?

‒ Да, в Украине, как и во всем мире, большой запрос на авторскую журналистику. И многие действительно читают не медиа, а авторов. Например аудитория, читающая Виталия Портникова, для нее не имеет значения, где именно он пишет ‒ на Радио Свобода, на «Эспрессо», или для еще какого-то издания. Она идет за ним. Да, такая особенность есть. Мы здесь не исключение. У нас как политика очень «вождистская», так и журналистика. Как в политике голосуют не за политические партии, а за конкретные лица, так и в медиа читают не столько медиа, сколько конкретных авторов. Но это просто особенность новой реальности, в которой мы оказались.

‒ Сейчас должно быть больше журналистики авторской или все же новостной?

‒ Я считаю, что в нашей стране есть очень большой перекос в авторскую журналистику, несмотря на то, что я ее сам пишу. Многие коллеги из других стран считают журналистику личностей, авторские колонки, не самым высоким жанром. В Украине все наоборот ‒ к счастью для меня, к сожалению для цеха.

Я бы хотел, чтобы эта девиация была несколько сглажена, чтобы у нас было доверие не только к персональным медиа-брендам. Почему так происходит? Из-за необходимости в доверии: когда человек пытается искать того, на кого она может опереться. Ему проще доверять конкретному Петру Сидоренко, потому что он видит его лицо, он следит за ним в Instagram и Facebook. У него зарождается чувство эмоциональной близости.

https://gdb.rferl.org/A55FB39B-E295-4323-BB9B-3985A4728E87_r1.jpg

«Проблема украинского медиа-рынка в том, что он не рынок»

‒ С какими проблемами сталкивается украинская журналистика?

‒ В Украине решительно нет медиа-рынка. Все СМИ, существующие в нашей стране, можно разделить на 5 категорий по типу финансирования.

Мне очень симпатичны медиа, пытающиеся быть бизнесом. Но проблема в том, что мы бедные, поэтому у людей нет запроса на качественную журналистику. Знаете: «Почему дураки? ‒ Потому что бедные. ‒ Почему бедные? ‒ Потому что дураки». Поэтому одна из проблем, с которой сталкивается украинское медиа-рынок, это то, что он не является рынком. Вторая проблема, к сожалению, ‒ это мировоззрение. На украинском медиа-глобусе есть Украина, немного России, немного Польши, немного США. А почитать, что там происходит в Индии во время коронавируса, или в Японии, или в Латинской Америке, просто негде.

‒ Более важной движущей силой сегодня является блогерство или журналистика?

‒ Блогинг от блогинга отличается. Вообще, блогеры могут потеснить журналистику как минимум в трех жанрах: интервью, авторская колонка и репортаж. Есть блогеры, которые практически ничем не отличаются от классического журналиста. А есть журналисты, не имеющие права так себя называть. Поэтому я не хочу проводить между этими сферами жесткую линию.

Что влияет сегодня? Торговля эмоциями. Люди, торгующие не дополнительными знаниями, а эмоциями, имеют наибольшую долю просмотров. Но хорошо ли это? «Джанка фуд» (нездоровая пища ‒ ред.) всегда привлекает больше, чем здоровое питание.

«Шарий ‒ пропагандист, Гордон ‒ имитатор»

‒ Эта граница между блогерством и журналистикой. Есть часть блогеров, называющих себя журналистами. Или наоборот. Вот например Шарий ‒ это журналист или блогер?

‒ Шарий ‒ это пропагандист, отрабатывающий российскую повестку дня.

‒ А Гордон?

‒ Гордон ‒ это имитатор, который пытается притворяться журналистом, но на самом деле работает в шоу-бизнесе. То, что делает Гордон, это вообще не журналистика. А то, что он называет интервью ‒ не интервью. Он вообще не занимается журналистикой. Он просто научился кивать.

И в каждом своем интервью он нам демонстрирует, как замечательно он умеет кивать, и как он умеет погружать любого своего гостя в «теплую ванну». Он принадлежит к тому типу людей, которые хотели попасть в шоу-бизнес через журналистику; которые садятся в кадр не для того, чтобы решить какую-то задачу, а потому, что им нравится быть в кадре.

‒ Журналистику можно еще считать «четвертой властью»?

‒ Мне хочется верить, что это так. При этом, когда ты много лет находишься в профессии, у тебя возникает некоторое разочарование. Ведь ты понимаешь, что в цепочке между сделанным расследованием и возбужденным уголовным делом где-то оборвалась нить. При этом я понимаю, что в нашей стране нет института репутации. Сегодня ты, условно говоря, берешь взятку на камеру, а завтра тебя все равно переизберут в парламент. Но несмотря на это, я считаю, что журналистика в нашей стране имеет смысл и ею действительно стоит заниматься.