Ольга Ярославская: работа в период пандемии стала более продуктивной

В преддверии Дня защиты детей уполномоченный по правам ребенка в Москве Ольга Ярославская рассказала РИА Новости, как поменялась ее работа в период пандемии, с какими вопросами чаще всего к ней обращаются москвичи, кому подходит дистанционное образование, а также дала оценку защите прав детей в столице. Беседовала Мария Зыбина.
— Как поменялась ваша работа в период пандемии?
— Новые условия – это определенный вызов в том числе и уполномоченным по правам ребенка. Все, что сейчас происходит, необычно — никогда раньше мы не работали и не жили в таких условиях. Но у нас есть интернет, мобильная связь, без которых все бы замерло. Конечно, пришлось углубить и активизировать свои познания в области интернета, и благодаря этому работа не только не остановилась, а, как мне кажется, стала в чем-то более продуктивной по той причине, что времени на дорогу и на пустое общение уходит очень мало, все очень сконцентрировано.
Если я раньше управлялась одним мобильным телефоном, то теперь он разрывается и не хватает еще одного – общение очень плотное. Я бываю и в офисе, но большая часть работы происходит в режиме онлайн-конференций – ZOOM расписан поминутно. По телефону и удаленно общаюсь с представителями родительских сообществ, органами исполнительной власти, социальными службами. Связь не прерывается. Хотя, конечно, я больше люблю общаться глаза в глаза. Но мной эта история с работой на удаленке принимается, она заставила меня перестроиться, и я не вижу, что мы стали работать менее эффективно.
— Телефон разрывается, потому что обращений стало больше?
— Нет, обращений больше не стало, но стало больше инициативных наших мероприятий, до которых раньше руки не доходили. Сейчас, в период пандемии, мы придумали несколько интересных проектов, в частности, с нашим детским общественным советом при уполномоченном по правам ребенка. И здесь я подстраивала свой рабочий график под них — у них уроки, потом репетиторы, а потом общение со мной. Мы спокойно общаемся, провели уже несколько онлайн-встреч. К первому июня ребята вместе с юридическим колледжем проведут правовой квиз для школьников Москвы, который позволит ребятам лучше узнать о правах, гарантированных им Конституцией России и Конвенцией ООН о правах ребенка. Я вместе с ребятами приму участие во всероссийском флешмобе, посвященном работе уполномоченных по правам ребенка и детских общественных советов. Еще одну правовую викторину о правах детей мы готовим с каналом MOSOBR.TV. Мы также организовали своеобразную школу для родителей "Вебинары при уполномоченном по правам ребенка": ведущие психологи, педагоги, практики дают лекции и полезные лайфхаки для родителей по вопросам воспитания.
— Вы сказали, что обращений больше не стало, но поменялись ли темы во время пандемии? Обращались ли к вам с проблемами, связанными с коронавирусом?
— Всего с 27 марта по 19 мая в аппарат уполномоченного по правам человека, в составе которого работает детский омбудсмен, поступило 420 обращений, из них примерно четверть так или иначе связана с коронавирусом. Приблизительно треть касается прав детей. Характер обращений чаще всего связан с невозможностью оформить документы, например, свидетельство о рождении, из-за закрытия МФЦ, не могут оформить пособия на ребенка, в том числе те пособия, которые назначили в период повышенной готовности, несколько вопросов о медпомощи и вопросы дистанционного обучения. Но еще раз отмечу, что обращений, в принципе, не стало больше.
— А по поводу дистанционных уроков в школах были жалобы?
— Конечно, в самом начале, когда дистанционное обучение только началось, жалобы были. Чаще всего обращались к нам малообеспеченные и многодетные семьи с вопросом о том, что не хватает гаджетов. Одновременно заниматься на дистанте трем-четырем детям — вообще нереализуемо для семьи. Мы этот вопрос решили: обратились в департамент образования и науки города и были услышаны. Директора школ выдавали гаджеты под ответственное хранение семьям по их заявлению. Нужен планшет – берете в школе под расписку.
Я знаю точно, какой была ситуация, поскольку первые две недели всей дистанционной учебы аппарат уполномоченного десантом выезжали в школы, чтобы смотреть, какими программами пользуются учителя, какие есть проблемы у детей. По итогам работы мы собрали большую справку, направили ее в департамент образования и науки Москвы и в министерство просвещения. В Законе об образовании не дано четкого определения дистанционного обучения, не определены и нормы такого обучения. И если мы говорим о том, что дистант вошел в нашу жизнь и может в ней остаться, то в законодательстве эта форма обучения должна быть закреплена. Мы попросили министерство, чтобы они дополнили закон и раскрыли тему дистанционного обучения законодательно.
Также я, как уполномоченный по правам детей столицы, инициировала обеспечение детей, которые имеют право питаться в школе бесплатно, продуктовыми наборами. Раз дети нуждались в питании в школе, то их нужно кормить во время учебы и вне школы. Социальный блок правительства города нас услышал, и наборы семьи получают.
— Но в целом вы поддерживаете дистанционный формат работы? Насколько он эффективен для работы со школьниками?
— Нельзя говорить, что дистанционное образование – это хорошо или плохо. Нужно смотреть, кому это нужно. Например, если ребенок уже определился со своей будущей профессией, а это музыканты, художники, спортсмены, которые очень много времени тратят на уже выбранную ими деятельность, то для него дистант это просто спасение. Другой вопрос, готовы ли к этому педагогические кадры? Готовы ли они удовлетворить очень высокий запрос к дистанционному образованию? При дистанте учитель как на ладони: у него нет времени кого-то успокаивать после бурной перемены, он не разбирает какие-то внеурочные ситуации, он дает урок ребенку от звонка до звонка. И не известно, слушают ли этот урок мама, папа, дедушка или бабушка. Кстати, сами учителя говорят, что при дистанте им приходится больше времени посвящать каждому ребенку – на каждый вопрос в чате он отвечает, с каждым разбирает задание. У детей очень высоки требования к учителям, особенно у старшеклассников — они очень прагматичны, и это хорошо.
— Говоря о старшеклассниках, как вы оцениваете принятые решения по проведению ЕГЭ и по отмене ОГЭ для девятых классов?
— Отменять ЕГЭ нельзя ни в коем случае, это мое категоричное мнение, потому что это независимая объективная оценка знаний. То, что ЕГЭ будет, это правильно, а вот отмене ОГЭ в девятом классе я очень рада. Я обращалась с письмом в министерство просвещения с таким предложением. Для того чтобы ребята выбрали себе профили для 10 класса, можно провести внутришкольные контрольные работы, но сдавать ОГЭ для этого не обязательно.
— А как, на ваш взгляд, быть с выпускными в школах в этом году, чтобы не нарушать правила и учесть интересы детей?
— Конечно, выпуск 2020 года войдет в историю как выпуск под знаком "коронавирус". Впервые школы попали в такую нетривиальную ситуацию: с ЕГЭ все было непонятно и сложно, отменен выпускной, не будет бала и последнего звонка. Я это обсуждала со своим детским советом, и они говорят, что находят выход: снимают видео, каждый придумывает свою историю. Формы видеороликов и флешмобов никто не запрещает — ребята очень креативят и сами себя развлекают. Что касается массовых мероприятий, то, естественно, ничего не будет, и я это поддерживаю, так как прежде всего — безопасность наших детей. Все можно пережить, если все будет хорошо, то выпускной можно приурочить ко Дню города и сделать его в сентябре.
— Переходя к каким-то итогам вашей работы, как уполномоченного, вы уже почти полгода являетесь детским омбудсменом Москвы, как вы можете охарактеризовать данный период работы? В чем удалось продвинуться за это время? Какие есть проблемные места?
— Налажено взаимодействие с органами исполнительной власти города, органами правопорядка, социальными службами — нам нужно четкое взаимодействие, когда речь идет о жизни и безопасности ребенка, и оно у нас есть. Труднее, когда трагедия ребенка или проблемы семьи затрагивают службы других регионов, бывает недопонимание. Но мы с этим работаем.
Из проблем хочу выделить вопрос обеспечения лекарствами ребят, которые страдают спинально-мышечной атрофией. Полгода назад действенное лекарство было зарегистрировано в России. И врачи в регионах могут выписать его, а исполнительная власть закупить. Но оно фантастически дорогое – речь о десятках миллионов. Детей, которые нуждаются в таком лечении, в Москве 114. Как детский омбудсмен Москвы, я написала обращение в правительство РФ рассмотреть вопрос о включении СМА в перечень высокозатратных нозологий, лекарственное обеспечение по которым идет из федерального бюджета. Ведь пока такого решения нет, за закупку лекарства отвечают региональные органы исполнительной власти. Но они не справляются. Препарат не закупается, и родители месяцами обивают пороги чиновников. В отчаянии идут в суды и выигрывают. Иначе и быть не может — ведь невозможность лечения единственным зарегистрированным в стране препаратом от этого заболевания ставит под угрозу жизнь и здоровье ребенка. А это нарушает принцип приоритета охраны здоровья несовершеннолетних. Мне, как уполномоченному по правам ребенка, больно видеть по телевизору просьбы о помощи больным детям. Мы обязаны принять все необходимые решения для обеспечения лекарственными препаратами и медицинской помощью всех нуждающихся детей с орфанными заболеваниями. Я обратилась с письмами везде, куда только возможно. У нас социальное государство, и оно должно помогать родителям и детям прежде всего. По этой теме мы на связи со всеми уполномоченными Центрального федерального округа.
Кроме того, сейчас в период пандемии может быть такая ситуация, что мама и папа заболели новым вирусом, их госпитализировали, а у них есть дети. С кем их оставить? Ведь к бабушкам-дедушкам им нельзя. Вопрос открытия обсерваций для детей, у которых госпитализированы родители, тоже в сфере моего внимания. Эта тема временная, но нужная для города. Один обсерватор работает в Сколково, второй планируется открыть 1 июня. Он, скорее всего, станет резервным на случай непредвиденного развития пандемии. Дети там находятся недолго совсем, пока один из родителей не будет выписан.
В период пандемии мы поняли, что очень многие родители хотят помочь своим детям с пользой провести время, развлечь их, развить, и чтобы все получили удовольствие. И мы придумали такую историю, как школа родителей при уполномоченном. Для родителей организуем вебинары с практикующими педагогами и психологами. Специалисты рассказывают, например, как ребенку полюбить читать. Да еще и самому начать сочинять разные истории. Вебинар станет постоянным. Сейчас начали загружать на канал в Youtube первые лекции и практикумы. Они будут бесплатно доступны всем. Интересные проекты для пап предлагает наш Совет отцов при уполномоченном по правам ребенка в Москве. Потрясающие лайфхаки от активных отцов найдете на их ресурсах и сайте "КрутОтец".
Также у нас сейчас идет очень активное обсуждение по оздоровительному отдыху всех категорий юных москвичей, начиная с 3 лет, абсолютно всех детей, которые находятся на государственном обеспечении, семейных детей, детей с особенными возможностями здоровья. Это вообще очень острая сейчас тема. Здесь идет полное взаимопонимание и поддержка со стороны всех социальных департаментов: спорта, культуры, образования – все поддерживают. Мы проанализировали наличие и готовность учреждений к приему детей. Наше предложение сформулировано и отправлено мэру. Мы предлагаем 1 июля открыться с соблюдением всех норм и требований. Ждем решения правительства города.
Еще одна проблема, которой я серьезно занимаюсь, аудит детей с дислексией. При дислексии ребенку тяжело читать, писать, он может путать или переставлять местами буквы и слоги, он не так слышит. Раньше в поликлиниках был логопед, ребенок в три года проходил обследование, и это все корректировалось. Сейчас это лежит на плечах образовательных учреждений. Однако они могут приступить к коррекционным занятиям только тогда, когда родители прошли тестирование и получили рекомендацию городской психолого-медико-педагогической комиссии. С первых дней на этой должности я поставила себе задачу поднять тему дислексии на уровень решений в системе образования и создать возможность проведения речевого аудита для каждого ребенка в 3, 5 и 7 лет. У нас есть взаимопонимание с департаментом образования, но мы ждем, когда закончится пандемия, потому что в онлайн-формате эту работу не провести.
— Как вы можете оценить ситуацию с защитой прав детей в Москве?
— Когда я смотрю, что у нас сейчас в период пандемии делают для детей и семей, какие у нас социальные выплаты, как семью поддерживают, меня, как уполномоченного по правам ребенка, это радует. Достаточно ли этого? Достаточно никогда не бывает, всегда хочется большего. Но я в целом считаю, что Москва очень серьезно занимается соблюдением прав детей, профессионально.
— Сколько обращений поступило в аппарат уполномоченного за последний год? Какие вопросы чаще всего задают москвичи?
— По 2019 году в аппарат уполномоченного по правам человека в городе Москва поступило более 5,5 тысячи обращений, из них чуть более двух тысяч обращений — по правам детей и семьи. Из этих двух тысяч более половины — это жилищные проблемы, вопросы охраны здоровья и вопросы, касающиеся родительских отношений во время бракоразводного процесса, когда делят детей — это самые больные вопросы. Но по закону я не имею права занимать чью-то сторону. Я считаю, что процедура медиации, досудебного решения должна стать обязательной для родителей, которые подают на развод с формулировкой "определить место жительства ребенка" или "определить порядок общения с ребенком". Иначе суд принимает решение, а потом проигравшая сторона пытается украсть ребенка. К нам обращаются и с просьбой помочь вернуть ребенка, но я не могу вернуть ребенка, у меня нет таких сил. Я с удовольствием вернула бы семью в первую очередь. В том числе и поэтому мы делаем проект школы для родителей, чтобы они умели договариваться.
— Стало ли таких случаев меньше в период пандемии?
— Если взять статистику Китая, то там количество бракоразводных процессов на 40% увеличилось. Мне кажется, что в России не будет такого критического числа по разводам, как в Китае. После первого шока от сидения дома появились другие эмоции и чувства – люди видят друг друга, у них, наконец, есть время на семью.
— Как обстоят в Москве дела с детскими домами? Сколько там сейчас детей? Сколько в семьях, сколько усыновили за год?
— В период пандемии многие дети находятся в семьях, которые прошли обучение, которые заявили себя как приемные родители. Важно было использовать такую возможность, чтобы детям было легче пережить условия карантина. Я очень верю и надеюсь, что эта история сыграет так, что ребята останутся в семьях. Но важно понимать, что детей дают только проверенным людям. Есть, конечно, и те ребята, которые продолжают жить сейчас в учреждениях в режиме строжайшего карантина.
— В феврале была история с подростком, обратившимся к президенту с просьбой вернуться домой к бабушке, позже его родственник оформил гостевой режим, и мальчик мог оставаться у него на выходные. Известно ли вам, как у него сейчас дела? Как решается вопрос с опекунством?
— Он пока в учреждении, находится в режиме самоизоляции. Если вспомнить его историю, то самая главная цель уже достигнута. Его история была связана с образованием — мальчишка не ходил в школу, потерял два года. Сейчас он мотивирован, закончил учебный год на четверки-пятерки. Когда самоизоляция закончится, он сможет находиться на гостевом режиме у крестного. Он хорошо себя проявил, и я очень верю в то, что он повзрослеет, поумнеет. Слежу за этой ситуацией, после пандемии обязательно с ним встретимся, еще раз переговорим, поздравлю его с успешным окончанием 5 класса. Буду его настраивать, чтобы он экстерном сдавал еще год. Верю, что он это сможет сделать.
— И как обстоят дела у девочки, всю жизнь живущей в центре "Мать и дитя"? Где она сейчас, с учетом ситуации с коронавирусом, до сих пор в центре? Решился ли вопрос, с кем она будет жить?
— Нет, эта девочка не находится в этом центре, у нее все хорошо складывается в судьбе. Все решения суда исполнены, с ней все в полном порядке. Большего сказать не могу, я за этой девочкой слежу, но есть определенные этические моменты, о которых я не могу говорить по просьбе всех участников процесса.