https://lamcdn.net/wonderzine.com/post-cover/z3BKZSUewuEbArR914om-g-default.png

Соосновательница книжного магазина «Маршак»
Наталия Платонова
о любимых книгах

10 книг, которые украсят любую библиотеку

В РУБРИКЕ «КНИЖНАЯ ПОЛКА» мы расспрашиваем героинь об их литературных предпочтениях и изданиях, которые занимают важное место в книжном шкафу. Сегодня о любимых книгах рассказывает соосновательница независимого книжного магазина «Маршак» Наталия Платонова.

ИНТЕРВЬЮ: Алиса Таёжная

ФОТОГРАФИИ: Катя Старостина

МАКИЯЖ: Виктория Вакулюк

https://lamcdn.net/wonderzine.com/post_image-image/T76qNZLOZWTnD1semJQLRQ.jpg

Наталия Платонова

соосновательница книжного магазина «Маршак»


https://ceditor.setka.io/clients/VlFTDYGze2_DpCsn9rqHe10smi695wG2/css/assets/21941/img/_____XvyL2g.png

 Как рассказывают родители, книга была моей любимой игрушкой. Я ещё не умела говорить, но уже брала их в руки, открывала и имитировала чтение. Это восхищало мою прабабушку, и она хвасталась этим перед соседом. Часто папа читал нам с братом перед сном, но больше всего я любила слушать, как он рассказывает сказку про Царевну-лягушку. Я могла приходить к нему каждый вечер на протяжении недели с просьбой рассказать эту сказку. Моя дочь сейчас делает то же самое, так что родительская карма настигла и меня.

Лет в десять у меня было две любимых книги: «Про Веру и Анфису» и «Храбрый портной». Обе я перечитывала огромное количество раз. В первой мне нравились иллюстрации, смешные истории про девочку и обезьянку и удобный шрифт. Вторая была поп-ап-книгой, и, конечно же, в 90-е это была книга-фаворит. Она обладала потрясающим эффектом объёмных картинок: замки, великаны, которые поднимались со страниц книги.

Нашу семью, так же, как и многие другие семьи, в 90-е годы коснулся кризис, когда не было еды и новой одежды. Но книги у нас в доме регулярно появлялись — я даже не знаю откуда. У нас была семейная традиция — в выходной день мы выезжали в центр города на площадку, где было несколько книжных магазинов (один из них — букинистический), мы ходили и глазели на них, что-то покупали, но немного и нечасто.

Подростковый возраст для меня был ознаменован Паоло Коэльо. Это было начало двухтысячных, когда в городе снова появились книги, и тогда я долго ходила вокруг «Алхимика» — мне подарила его мамина подруга. Я прочитала его запоем в ту же ночь и стала собирать книги автора. Через несколько лет я узнала, что читать Коэльо не классно, но он был в моей жизни, заходил мне-подростку, и сейчас мне нисколько не стыдно говорить об этом.

Из школьной программы я любила Достоевского: рыдала и спорила с героями, очень злилась, когда читала «Преступление и наказание». Его «Униженных и оскорблённых» я взяла с собой на практику в колхоз — это была моя первая трудовая практика при поступлении в университет. Ещё я очень уважала Лермонтова и даже цитировала его стихи в своём подростковом дневнике. Я всегда любила психологические романы, документальную и военную прозу. Мне важны люди, их внутренний мир и отношения друг с другом — чтобы ком в горле и рыдать.

Я росла, и отношения с книгами менялись, но я не могу сказать, что всё время проводила с книгой. Нет, я больше гуляла на улице, гоняла на велосипеде, лазала по крышам гаража, стройкам и оврагам. Но книги я любила, они меня завораживали. Долгое время я была настроена на классику и не знала, как подступиться к современной литературе. О каких-то бестселлерах узнавала из журналов для девочек. В годы учёбы в университете как раз открылось два книжных магазина, которые были недалеко от вуза, я ходила туда, когда отменяли пару, — мы любили просто глазеть. Так я купила Камю и Кафку, которые в то время откликались у меня. Так однажды я открыла для себя Милана Кундеру. Я до сих пор люблю бумажные книги, покупаю их в магазине и храню дома на книжных полках. Переезжать с таким грузом, конечно, очень тяжело, но очень приятно смотреть на библиотеку, когда сидишь дома в кресле.

Недохваленные и перехваленные книги? Не люблю размышлять об этом. Это всегда дело вкуса. Все мы разные, с разным опытом и мировоззрением, и что нравится нам, может не нравиться другим — и это нормально. Спорить с кем-то, что вот этот человек перехвален, а этот недооценён — тоже вкусовщина. Разве личность формируется благодаря какому-то автору? Одному, вот серьёзно? Всё, что мы читаем, смотрим, с кем общаемся, где бываем, что делаем, когда ошибаемся или что-то делаем успешно — всё это в совокупности и будет влиять на нашу личность. Книга для меня всегда была историей, в которую я проваливалась, — как посмотреть кино, только у себя в голове. Наверное, более чуткое отношение к людям во мне воспитано в том числе и благодаря книгам, которые я читала.

Все мы меняемся. И с этими изменениями приходят новые авторы, новые интересы, новое мировоззрение. В подростковом возрасте я привязывалась к одному автору. Скажем, Достоевский — любить его книги круто. Но в то же время у него есть очень скучные для меня тексты, потому что авторы — тоже люди, которые также меняются. Или ранние стихотворения Лермонтова показались ужасными, было как-то неловко их читать. Если мне нравится у автора что-то одно, это не значит, что мне будет нравиться всё, что он когда-либо сделал или сделает. Мучать себя чем-то я не считаю нужным. Не нравится, не заходит — не читай. Попробуй прочитать позже или вообще никогда. Это нормально.


https://lamcdn.net/wonderzine.com/post_image-image/wW0SKV55N37O9CK7Ks_1_Q.jpg

Ольга Лаврентьева

Эту книгу я прочитала несколько месяцев назад. Это графический роман Ольги Лаврентьевой о жизни её бабушки. Бабушка — дочь врага народа. Это история о том, как люди выживали с таким статусом, как боролись и как пережили блокаду и Великую Отечественную войну. Я очень неравнодушна к военной тематике и личным драмам, а ещё я очень люблю красивые иллюстрации — в этой книге всё сошлось. Оля Лаврентьева нарисовала потрясающе честную и личную историю своей семьи. Иллюстрации просто сжирают тебя: ты смотришь, как девочка кружится в танце, и не можешь отвести глаз, смотришь на траву — и падаешь в неё.

По работе я слежу за новинками на книжном рынке, всей душой люблю издательство «Бумкнига». О том, что Оля делает эту книгу, я знала до её выхода, поэтому очень ждала, хотела почитать и купила в своём магазине. С каждым графическим романом я учусь читать их.

Ещё советую графический роман «Однастория» итальянского художника Джипи — эти книги совсем разные, но есть что-то близкое по ощущениям.

Давид Б.

Это автобиографический роман известного французского художника Давида Б. В нём он рассказывает историю своей семьи, в которой у одного из детей эпилепсия. Давид Б. рассказывает, как его родители всевозможными способами старались излечить ребёнка, об обществе, которое не готово было принять его брата, о своих чувствах. Помимо всего прочего автор затрагивает полувековую историю Франции, с войнами и настроениями в обществе. Огромную роль в повествовании играет графика: образы зачастую говорят больше, чем текст. Это очень сложный комикс, и тематически, и визуально, я точно знаю, что ещё не раз вернусь к нему, и уверена, что каждый раз буду открывать для себя новое.

Это очень важная работа. И очень круто, что эта работа вышла в России. Этот комикс плохо продаётся в нашей стране. Издатели связывают это с названием — в нем есть слово «болезнь», а оно отталкивает читателей, так как в нашем обществе остаётся много табуированных тем: смерть, секс, тяжёлые заболевания. Кроме того, у многих стереотипное отношение к комиксу — что это какой-то низший жанр. Своим выбором я хочу показать, что комиксы могут быть о серьёзном, что это особая форма повествования. Для того чтобы получить информацию, удовольствие от чтения и множество эмоций, необязательно прочитать килограммы текста.

Людмила Петрушевская

«Два окошка» — пьеса из книги «Московский хор. Пьесы» Людмилы Петрушевской. Во времена учёбы в университете я очень любила Петрушевскую. После окончания университета я оказалась в школе: работала учителем и вместе с подругой руководила театральной студией. В поисках пьесы для спектакля я достала книгу Петрушевской (там как раз есть раздел «Детский театр») и прочитала «Два окошка» — пьеса настолько попала в меня, что я сразу поняла, что хочу её поставить с детьми. Так эта книга связана с важным периодом моей жизни: спектакль, который мы делали, люди, которые окружали меня в то время, та любовь и эмоции, которые мы испытывали вместе.

Эта история про детей, которые каждую ночь зажигали свет в доме, чтобы показать отцу-моряку, что они его ждут. Там есть несколько параллельных линий, с детьми, монтёрами, которые хотят выключить свет у детей, со смотрителем маяка и капитаном в море — всё это написано немного в абсурдной манере, с таким же юмором, и в то же время очень тонко и глубоко.

Чарли Чаплин

Меня всегда увлекала личность Чаплина, я скупила все диски с его фильмами. Интернет в то время у меня был не очень, и мы смотрели DVD. В конце нулевых я обожала ходить в книжный: тогда я ходила в магазин неподготовленной и книги сами выбирали меня — это очень крутые ощущения.

Собственно, эта книга — автобиография Чаплина, где он рассказывает про свою семью, детство и начало пути, про становление кинематографа и про исторические события, которые пришлись на его жизнь. О том, как он боялся звукового кино и очень сопротивлялся этому. В тот период я искала какие-то близкие мне мотивы, что-то похожее на меня. Например, мама Чаплина, несмотря на бедность, всегда держала на кухне свежие цветы в вазе — тогда я мечтала об этом, и меня очень грели такие совпадения. Да, это очень по-детски сейчас звучит.

Ольга Алленова

Эту книгу я прочитала совсем недавно. Когда муж принёс её домой, я точно знала, что должна её прочитать. Я помню дни захвата заложников в Беслане, тогда я училась на втором курсе университета. Помню этот страх, как рыдала, когда следила за новостями: я видела и пережила Беслан через экран телевизора, через призму федеральных новостей.

У меня всегда оставалось много вопросов, связанных с трагедией. Ольга Алленова — журналистка, она была свидетельницей всего, что происходило в Беслане во время террористического акта и после. Её книга — это открытая рана, которая нарывает. Когда читаешь книгу, ком в горле стоит и не отпускает, слёзы в глазах застят буквы. Несмотря на всю боль, я не смогла её отложить. Не потому что заставляла себя читать — просто это настолько честно, что не читать невозможно. Похожие чувства от работ Алексиевич.

Брехт Эвенс

Очень красивая и очень страшная книга бельгийского художника Брехта Эвенса. Девочка Кристина не может справиться со смертью любимого котёнка. Она закрывается в комнате, и в этот момент появляется принц Пантера. Меня эта книга держит в постоянном напряжении и тревоге за девочку. В ней работает всё: и сама история, и акварельные иллюстрации художника, сам цвет и его сочетание с чёрно-белыми картинками. Эта книга не имеет однозначной трактовки, и в этом кайф: лично я вижу в ней сексуальный подтекст, обман и треш.

Скажу честно, эту книгу мне не хочется перечитывать, потому что я испытываю чувство неловкости и мерзости от происходящего (не исключено, что это мой бэкграунд и вы увидите в книге совсем другое), но она настолько магически красива и сильна, что обязательно должна быть в моей библиотеке.

Дорит Линке

Одна из первых современных подростковых книг, которые я прочитала, когда мы начали заниматься книжным магазином. Это дебютное произведение Дорит Линке: она поднимает проблему тоталитарной системы, говорит, как та поглощает, уничтожает человека, вмешивается не только в частную жизнь, но и в мысли. Когда я рассказываю об этой книге, по мне всегда бегут мурашки.

Два подростка из ГДР осознают всю безысходность своего положения в стране. Ханну выгоняют из школы, Андреаса помещают в воспитательную колонию. Единственный выход — это побег: ребята решают пересечь морскую границу Балтийского моря вплавь. Меня книга держала в напряжении, было ощущение, что это я сейчас мёрзну в Балтийском море и из последних сил пытаюсь выбраться. Кроме того, масла в эмоциональный огонь подливает факт того, что ребята совершают свой побег за несколько месяцев до падения Берлинской стены.

Бьёрн Рёрвик

Обожаю эту книгу. Большое спасибо переводчице, что так круто смогла адаптировать весь абсурд и придуманные слова, которые изобретают главные герои. Это детская книга, которую я читаю дочке. Бьёрн Рёрвик написал серию прекраснейших и смешных историй про двух друзей — Лиса и Поросёнка хвост-морковкой. Про их игры и про то, как они познают мир и непонятные для себя явления. Особенный кайф в этих историях — язык. Мы всей семьёй очень часто хохочем над ней. Вообще советую все истории про Лиса и Поросёнка Бьёрна Рёрвика.

Михаил Лермонтов

Это одно из немногих в подборке произведений из моей прошлой жизни. В стихотворении Лермонтов пишет про жестокую битву на реке Валерик, в которой принимал участие, обращаясь к бывшей возлюбленной, которая продолжает беззаботно жить, несмотря на весь ад, который происходит на войне.

Кроме прекрасного и прочувствованного описания битвы, меня потряс факт того, как человек вроде Лермонтова (поэта тонкой душевной организации) вообще переживал войну. Я представляла, что он мог чувствовать, как выносил ужас, который наблюдал и в котором участвовал сам. Понятно, что Лермонтов не первый и не последний такой человек в литературе, но в то время именно «Валерик» заставил меня много думать об этом.

Ещё есть «Четыре дня» Всеволода Гаршина. Это совсем про разное, но Гаршин почему-то вспомнился мне в этом контексте. Сам Гаршин в студенческие годы был добровольцем на русско-турецкой войне.

Иван Тургенев

Это также книга из прошлого — примерно четвёртый курс университета и ещё несколько лет после его окончания. Я была тогда в самом расцвете своей молодости, а не в закате, как Тургенев, который подводил итог своей жизни. Но я находила здесь много созвучного со своей жизнью: душевными переживаниями, разбитым сердцем и разочарованиями.

У меня до сих пор хранится маленькая книжечка «Стихотворений в прозе», которую мне подарила девочка Аня, ученица школы, в которой я работала: она ходила в нашу театральную студию. Недавно я перечитывала «Стихотворения» — это достойные произведения, которые, кстати, понравились моей дочке. Но сейчас я понимаю, что во мне уже нет той бури тяжёлых эмоций, поэтому сейчас они читаются совсем по-другому. Теперь я вижу в них больше автора, чем себя.