«Три года я спал по 2-3 часа в сутки»: жизнь и удивительные приключения одесского фотохудожника

Широко известный во всём мире одесский фотохудожник Валентин Сичинский — о немецкой танковой музыке и марочном таировском вине, «фотонном» творческом полёте и небывалых ночных экспериментах, чудесах телевизионного волшебства и шикарном фотосалоне в бывшей дворницкой.

— Расскажите о себе. Какие сюрпризы уготовила вам судьба на тернистом пути к профессиональной фотографии?

— С юных лет интересовался актёрским искусством — играл в школьном театре «Юность» под руководством замечательного педагога Юлии Самаровой бок о бок с будущими корифеями сцены Сергеем Мигицко и Олегом Школьником. Всё, что происходит в нашей жизни, наверняка рано или поздно пригодится в будущем: увлечение театром, к примеру, со временем привело меня к фотографии. Закончил музыкальную школу при Одесском музучилище по классу скрипки под руководством Павла Меломеда и Евгения Лапейко: они, собственно, на всю жизнь привили мне хороший музыкальный вкус вообще и любовь к «Битлам» в частности. Разумеется, не последнюю роль в моём творческом становлении и развитии сыграли родители: папа — заслуженный педагог и мама — преподаватель, доцент, кандидат наук в области виноделия, очень разносторонний, целеустремлённый и креативный человек, на которого я всегда старался быть похожим. Поэтому, кстати, при выборе профессии отказался от перспективы стать профессиональным музыкантом или актёром и поступил в Одесский технологический институт, который впоследствии и закончил с красным дипломом.

Правда, после первого же курса пришёл в военкомат и заявил, что хочу служить в армии: подобному чудачеству там несказанно удивились. В результате я попал в танковый батальон, базировавшийся в городе Вурстен на территории Восточной Германии. В свободное время по вечерам играл на гитаре, да так, что однажды командир моего танка Володя Подхомутников доложил начальству: у меня в машине сидит настоящий музыкант! Так я три месяца спустя оказался в полковом оркестре при нашей части, где и прослужил всё оставшееся время. Можно сказать, сменил шлем танкиста на нотный стан: овладел альтом, бас-гитарой, ударными, поездил по ГДР, много всего повидал. А уже после армии играл в нашем факультетском ансамбле: каждую субботу в общаге возле хлебозавода на Генерала Петрова мы устраивали танцы, причём репертуар был необъятный — от Pink Floyd до «У самовара я и моя Маша».

О старом увлечении фотографией вспомнил за два месяца до рождения дочери в декабре 1977 года: купил увеличитель, ванночки и начал спешно учиться! Очень хотелось запечатлеть для истории первые дни и месяцы жизни ребёнка, чтобы осталась память, как он растёт, меняется со временем, познаёт окружающий мир.

После института по распределению три года проработал инженером–технологом в Таировском НИИ: марочное вино «Золотые ворота», выпущенное к 1500-летию Киева и отмеченное специальной премией за лучшую разработку — мой скромный вклад в отечественное виноделие. К сожалению, к 84-му году выяснилось, что аспирантура при институте закрывается, так что о продолжении научной карьеры можно благополучно забыть. Таким образом, в возрасте 29 лет, имея в активе авторское вино и двоих детей на руках, пришлось начинать всё сначала. В том же 1984-м на Одесской киностудии я познакомился с двумя необыкновенными людьми — Аликом Сидоровым, отвечавшим за комбинированные съёмки в фильмах про мушкетёров и «Место встречи», и Олей Горюновой, впоследствии работавшей с «Масками» и «Джентльменами»: они посоветовали мне устроиться оператором на телестудию. Так я и сделал. Правда, в ожидании вакансии пришлось сперва девять месяцев проработать установщиком декораций, зато потом я на целых пять лет погрузился в чарующий мир телевизионного волшебства. Вообще на одесской телестудии тогда было весело: все трудились не покладая рук в три смены, каждый месяц ставили разные телевизионные спектакли — в общем, жизнь била ключом.

Параллельно я продолжал заниматься фото и в один прекрасный день познакомился со знаменитым одесским фотохудожником Дмитрием Зюбрицким, одним из немногих счастливых обладателей собственной мастерской, в которой создавались совершенно невероятные по тем временам вещи — фотопортреты размером 30х40 и 50х60 см, фотографии в стиле ню и тому подобное. Зюбрицкий привёл меня в клуб «Фотон», куда я впоследствии приходил как на праздник каждый четверг — общался с коллегами, набирался опыта. В клубе в ту пору царила просто потрясающая атмосфера. Одну половину его завсегдатаев составляли фотохудожники, которые активно делились идеями, как лучше поставить свет, выбрать наиболее удачный ракурс и так далее. Другая половина представляла собой компанию технарей, обсуждавших чисто прикладные вопросы — свойства проявителя, чувствительность плёнки, нюансы оборудования и тому подобное. Самое интересное начиналось, когда те и другие объединяли собственные усилия и наработки! При этом никто ничего не скрывал от товарищей и секрета из собственных достижений не делал — в отличие от современных мастеров, свято хранящих тайну авторских наработок как зеницу ока, тогда все свободно обменивались информацией и тут же применяли её на практике, покоряя новые неожиданные вершины.

Около года у меня ушло на приобретение всей необходимой аппаратуры и освоение процессов съёмки, проявки и печати: каждый день возвращался с работы и начинал экспериментировать — снимал на тёмном и светлом фоне в маленькой комнате, учился ставить свет и делать портреты с одним его источником — 60-ваттной лампой, и так далее. Это было изумительное время — три года я спал по 2-3 часа в сутки: днём трудился на телестудии, вечером фотографировал, ночью проявлял плёнки, печатал снимки, изучал тематическую литературу. Чуть позже начал участвовать в отечественных и международных фотоконкурсах и фотосалонах: в 1991 году одно из моих фото завоевало гран–при на конкурсе «Amigos de Serrablo» в Испании. Ну а со временем «дослужился» и до самого почётного звания — в 1997 году стал заслуженным художником Международной Федерации фотоискусств (Excellence FIAP).

В какой–то момент стало ясно, что больше всего на свете мне хочется заниматься именно фотографией, и тогда я оставил операторскую деятельность и устроился штатным фотографом в Литературный музей. Там я освоил процесс пересъёмки, научился печатать фото размером 2 на 2 метра и другим необычным вещам. Более того: в 1990 году в музее прошла моя первая персональная фотовыставка — в трёх залах экспонировались порядка 150 работ. С 91-го ушёл в свободное плавание: освоил съёмку и проявку слайдов, а затем и работу на компьютере, занимался рекламой. Много лет спустя, в декабре 2010-го пришёл на студию поздравить старых друзей–телевизионщиков с наступающим Новым годом, да так и остался там: принял приглашение главного режиссёра Константина Копицкого и ещё семь лет проработал в этом замечательном коллективе, причём четыре из них — в должности главного оператора Одесской государственной телерадиокомпании.

Последние пару лет преподаю в политехе, в школе «Искусство фотографии». Вернулся к музыке, снова взял в руки скрипку: всё прошлое лето играл в комедийном музыкальном спектакле «Шаланда, полная свинины» и снимался в одноимённом телесериале режиссёра–постановщика Александра Горшкова. Сегодня периодически выступаю в ресторане «Мишка Япончик» в компании с известным одесским бардом Алексеем Семенищевым – приходите слушать! Совсем недавно, кстати, отмечали Лёшино 60-летие – устроили грандиозный концерт в Еврейском культурном центре «Beit Grand» с хитами «Битлов», стихами Пастернака и Евтушенко и одесскими дворовыми песнями.

— Как создавалась легендарная фотостудия на улице Лейтенанта Шмидта? Какие чудеса техники и шедевры фотоискусства рождались в её стенах?

— В 1985 году я получил третью премию на фотоконкурсе Всесоюзного ТВ «Отечество славлю» и медаль ВДНХ за портрет актёра Валентина Никулина и фото под названием «Праздник». По такому случаю Одесский горисполком расщедрился и постановил выделить мне специальное помещение под фотомастерскую. В ЖЭКе предложили на выбор шесть адресов, и один из них сразу же показался занятным. Полуподвальное помещение во дворе на улице Лейтенанта Шмидта без окон и дверей — бывшая дворницкая, служившая на тот момент хранилищем для сухого строительного мусора, как будто бы таила в себе некую чудесную тайну. В этом неотапливаемом, уже далеко не первый год зимующем без всякого утепления «салоне» на поверку оказались совершенно сухие стены. Как инженер-технолог я сразу понял: сырости нет, значит надо брать!

Нанял рабочих вывезти мусор — его набралось с полкузова грузовика, а когда помещение очистилось, оказалось, что здесь к тому же ещё и деревянные полы! Полгода ушло на ремонт — пришлось урывками между основной работой на телевидении ставить новые двери и окна, восстанавливать все основные коммуникации и так далее: тут очень помог папа — мастер на все руки и великий труженик! Внутреннее оформление студии я создавал по собственному вкусу: поклеил обои светлой изнанкой наружу, а затем разрисовал их кистью и задувкой под старую серую стенку с разноцветными подтёками – получилось очень живописно. Всё делалось с дальним прицелом на необычные фото–эксперименты, ведь на нейтральном сером фоне хорошо смотрится практически любой цвет. В Одессе в те времена было всего четыре фотомастерские, и моя стала первой с таким вот необычным расписным фоном, хотя и самой маленькой — всего 3 на 4 метра. Кстати, кажущаяся теснота, как выяснилось, совсем не мешает творческому процессу: сейчас в этом помещении успешно претворяет в жизнь самые грандиозные музыкальные проекты мой сын Михаил, более известный как Глашатай Майк.

Долго думал над тем, как лучше установить свет: тогдашние громоздкие осветительные приборы КПЛ, во–первых, сильно нагревали воздух, во–вторых, требовали гораздо больше пространства для формирования пучка света. Пришлось как следует пораскинуть мозгами, но в результате выход был найден: однажды я просто взял зонтик, обклеил его внутреннюю поверхность обыкновенной фольгой, а в центр поместил вспышку, и получился готовый источник отражённого света. Впоследствии я даже наловчился создавать с помощью зонтиков абсолютно ровный дневной свет: в результате мои работы кардинально отличались от других — ни у кого не было ни такого кустарного света, ни подобного самодельного фона.

Чуть позже обратил внимание, что для создания по–настоящему уникальных снимков очень хорошо подходят драпировки и рамочки из различных материалов, а непосредственно в самом кадре хорошо смотрятся необычные предметы, и наводнил студию всякими декоративными безделушками вроде знаменитой «Головы раба» Микеланджело, купленной по случаю у студента художественного училища. Старинные рюмки и графины, этажерки, кресла и стулья, засушенные цветы и так далее — всему нашлось место в кадре. Потом начал делать сепию — вручную окрашивать снимки в коричнево–золотистые тона. На изучение сего нехитрого процесса ушло три года, но зато и получалось совсем не так, как обычно печатают в лаборатории: диапазон цвета менялся от шоколадной гаммы до лёгкого песочного оттенка. Один из моих снимков, выполненных в такой необычной технике, даже получил диплом за лучшую работу в жанре ню на конкурсе во французском городе Макон. В этой же технике, кстати, с моей подачи вот уже много лет работает замечательный одесский фотограф Елена Мартынюк.

Ещё через некоторое время увлёкся двойной экспозицией — когда на один и тот же негатив последовательно снимаются два совершенно разных кадра. Это довольно сложная и очень интересная техника: делая второй снимок, необходимо крепко держать в памяти композицию первого, чтобы совместить их в воображении и правильно расставить все необходимые акценты. Фотография одесского дворика, при печати которого я для создания эффекта живописного полотна использовал ещё одну собственную наработку под названием «вазелиновая маска», как раз и получило гран–при на конкурсе в Серрабло. В общем, я постоянно придумывал что–то новое — разрабатывал авторские техники, совершенствовал старые подходы, придумывал принципиально иные методы обработки изображений и так далее. И результат, как говорится, налицо…

Беседовал Дмитрий Остапов

Продолжение следует…