Время — песок: Как Tame Impala убегают от ностальгии на новом альбоме «The Slow Rush»

У них не получается — и это нормально

14 февраля вышел четвертый альбом Tame Impala — одной из самых популярных групп десятых (и теперь двадцатых). «The Slow Rush» — их первая запись за пять лет. Артем Макарский рассказывает об альбоме.

Текст

Артем Макарский

Ностальгия — одна из главных болезней поп-культуры, которой нас заражает она сама. От функции «Воспоминания» в Facebook до радиохитов, умело воспроизводящих мелодии 20-летней давности, — огромное количество того, что мы видим, слышим и читаем, построено на том, что уже было некогда создано и сказано (как будто бы не случайно одним из главных приемов местной журналистики лет 15 назад стало цитирование — не только в рамках заголовка, но и в тексте).

В рамках эпохи ностальгии по чему угодно — современная мода может вдохновляться Ренессансом, а киноманы с любовью обсуждать фильм, в точности воспроизводящий закончившиеся полтора месяца назад десятые, — не могли не появиться люди, пытающиеся эту ностальгию пропустить сквозь себя и результат рефлексии воплотить не в качестве философских мыслей, а, например, музыки. Главным из них, безусловно, можно считать Кевина Паркера, за очень редким исключением в одиночку написавшего (и, что важно, сыгравшего) все песни своей группы Tame Impala.

Слушать в Vk

Tame Impala, чей первый альбом «InnerSpeaker» неспроста помогал продюсировать человек, ответственный за пластинки The Flaming Lips, довольно быстро стали одной из главных психоделик-поп-групп в мире — их музыка была заметна в первую очередь с точки зрения эстетики. Слегка выцветшие обложки, словно пропущенные через фильтр только появившегося Instagram. Несколько отрешенные в плане звука песни, которые легко было ставить в рекламу из-за привлечения сразу двух аудиторий — модников и фанатов старого рока. Наконец, тексты, открыто говорившие: одиночество — это не проблема, а возможное ее решение.

Открыто ностальгическая и при этом не копирующая всухую никого подряд музыка Tame Impala предопределила звучание огромного пласта рок-музыки на десять лет вперед. Вполне возможно, в том числе и они открыли дорогу куда более шумным любителям психоделии от Oh Sees до King Gizzard, что уж говорить о появившихся чуть позже схожих группах от Foxygen до Unknown Mortal Orchestra.

Их посыл тем временем предопределил другое движение в поп-музыке десятых (да, никакого противоречия, Tame Impala всегда умело балансировали между роком и попом) — музыке как возможной терапии, как площадки для откровенности и, может, сконструированной, но искренности. При всей индивидуальности Паркера как мелодиста и продюсера его музыка оказалась предельно универсальной — даже сейчас она наводняет многочисленные плейлисты в диапазоне от «Музыка для бега» до «Музыка для барбекю» и одновременно с этим хорошо чувствует себя в виниловых коллекциях.

«The Slow Rush», первый альбом Tame Impala за пять лет, с одной стороны, продолжает увлеченность Паркера электроникой, начатой еще на альбоме «Currents», но при этом кажется куда большим продолжением того, чем группа занималась на первых двух записях. И это притом что увлеченность Паркера френч-хаусом в первую очередь заставляет тут вспомнить не психоделик-рок, а Себастьяна Телье, Stardust и ранних Daft Punk (это не то чтобы неожиданность — на «Currents» был и трек, напоминавший об Air).

При этом та самая открыточность в звуке вроде бы никуда не делась, ностальгия все еще является важной темой для группы, но отличия от предыдущих версий Tame Impala кажутся слишком достаточными, не заметить их уже нельзя. В первую очередь тут куда заметнее иные методы, которыми Паркер добивается ощущения легкости и беззаботности: тут ему на помощь приходят мелкие детали.

В конце «Tomorrow’s Dust» начинает играть предыдущий трек, «Breathe Deeper», напоминая о популярном на ютьюбе жанре «популярная песня играет за стеной/в [заброшенном] большом помещении», а короткий, но яркий трек «Glimmer» (как раз один из вдохновленных френч-хаусом) начинается с неважного, но создающего ощущение присутствия монолога из студии. Паркер добивается ощущения динамики, от трека к треку выставляя на передний план перкуссию (именно ее, а не ударные), заставляя вслушиваться в альбом, искать в нем интересные моменты и дальше.

Но это совсем не веселый альбом, пусть даже и обманчиво — Паркер, говорящий о том, что идет в студию с сольным материалом в первую очередь тогда, когда ему кажется, что он ничего не стоит, вывел свою меланхолию на этом альбоме в абсолют. Тексты альбома под стать этому настроению: ностальгия здесь оказывается ловушкой, из которой сложно выбраться (об этом и о том, как собственные тексты десятилетней давности кажутся чем-то бесконечно далеким от тебя, поется в одной из самых лиричных песен альбома «Tomorrow’s Dust»), время — все еще лучшее лекарство от травм и творческого ступора (о первом он говорит в «Posthumous Forgiveness», рассказывая слушателю о смерти отца, а о втором — в открывающем альбом «One More Year»: если что-то не складывается, дай себе еще год), а возраст (хотя Паркеру всего 34) с каждым годом неумолимо напоминает о себе (наиболее показательна в этом плане «It Might Be Time», прямым текстом говорящая о том, что со взрослением из жизни постепенно уходит веселье).

Ревущие сирены, выдвинутый на передний план бас, наконец, все тот же хаус-ритм — все старается напомнить нам о том, что Tame Impala — группа современная и не стоящая на месте

Из ловушки ностальгии Паркер пытается выбраться при помощи экспериментов, которые, возможно, придутся по душе не всем фанатам — весь свой опыт работы с хип-хоп- и поп-музыкантами он аккумулирует здесь. Ревущие сирены, выдвинутый на передний план бас, наконец, все тот же хаус-ритм — все старается напомнить нам о том, что Tame Impala — группа современная и не стоящая на месте.

Убежать от ностальгии получается с переменным успехом: фанаты Supertramp и, скажем, Рика Уэйкмана будут приятно удивлены тем, как много у современных Tame Impala пересечений с поп-прогом конца
70-х — начала 80-х, того самого времени, когда максимально прогрессивная с технической точки зрения, а также попросту очень техничная музыка стала еще и одной из самых популярных в мире (см. альбомы Genesis с Филом Коллинзом, на которые, к счастью или к сожалению, новые Tame Impala не похожи вовсе).

Паркер все десять лет с момента выхода дебютного альбома шел именно к этому — чтобы его по большей части утонченная, несколько старорежимная музыка не просто стала модной, но и смогла диктовать условия всей остальной музыке: неспроста в последнем интервью Billboard он говорит о том, что хотел бы стать следующим Максом Мартином. Его песни уже поет Рианна, и им восторгается Марк Ронсон, так что у него вполне себе может получиться двигаться в этом направлении и дальше.

Не меньше содержания об альбоме говорит и его обложка, на которой фотографии из намибийского города-призрака добавили цвета и объема: примерно так же некоторое время назад пытались сделать интереснее советские черно-белые фильмы, не понимая, что самое интересное в них уже было заложено изначально и без всякого цвета. Пространство с обложки «The Slow Rush» и сопутствующих синглов кажется нереальным, сконструированным, но ирония заключается как раз в том, что самое настоящее на этих иллюстрациях — песок; неумолимый песок времени, делающий из обычных городов города-призраки.

Именно об этом, о том, что со всеми нами, и в том числе с Кевином Паркером, может сделать время, и пытается сказать нам альбом — в интервью с Зейном Лоу Паркер не зря говорит, что его тексты с каждым разом становятся все откровеннее. Именно этой рефлексией, все еще редкой в поп-музыке, и ценен «The Slow Rush», остальное, включая напоминания о Stardust и Supertramp, — это наносное; именно за это хочется уважать и помнить Кевина Паркера. А плейлисты для барбекю — бог с ними; впрочем, он и их делает своими песнями статнее и благороднее.

обложка: Interscope Records