https://polit.ru/media/photolib/2020/02/14/thumbs/ps_hair_cover.jpg.814x610_q85.jpg

Волосы. Иллюстрированная история

by

Издательство «Новое литературное обозрение» представляет книгу Сьюзан Винсент «Волосы. Иллюстрированная история» (перевод С. Абашевой).

Волосы — пожалуй, наиболее яркий пример двойственного положения тела в культуре: это биологическая материя, обладающая определенными физическими свойствами, но в то же время социальный атрибут, важнейшая часть идентичности человека. Историк культуры, научный сотрудник Центра Ренессанса и раннего модерна Университета Йорка Сьюзан Винсент исследует сложные переплетения смыслов, связанных с этой частью человеческого тела, прослеживает универсальные основания и специфические техники ухода за волосами в западной культуре XVII–XX веков, становление и трансформацию профессий, имеющих отношение к этому предмету, политические аспекты причесок и всепобеждающую власть социальных норм в отношении к внешности.

Предлагаем ознакомиться с фрагментом из книги.

 

В 1830 году Джозеф Палмер переехал в Фичбург, городок в штате Массачусетс. Как и его предшественник в эпоху Тюдоров, он шел не в ногу с модой: отпустил бороду, когда большинство подбородков всё еще были чисто выбриты. Консервативные жители Новой Англии тут же выразили свое неодобрение: дети бросали в него камни, женщины в знак неодобрения переходили на другую сторону улицы, окна его дома неоднократно разбивались и, наконец, в приходской церкви ему было отказано в причастии. Палмер не поддался запугиваниям и не сбрил свою бороду. В конце концов на него напали четверо мужчин, которые повалили его на землю и попытались побрить насильно. С помощью карманного ножа Палмеру удалось отогнать их, но затем его арестовали за то, что было квалифицировано как «неспровоцированное нападение», и наложили штраф. Он отказался платить и был заключен в окружную тюрьму в Вустере. Палмер — религиозный, смелый и крайне принципиальный мужчина — всё равно не отступил. Проведя в тюрьме более года и оставаясь по-прежнему бородачом (ему пришлось отбиваться от попыток тюремщиков и заключенных побрить его насильно), через навещавших его родственников он тайно передавал письма, которые после публикации в прессе привлекли внимание к его судьбе. Скандальное дело и мученическая позиция Палмера в конце концов стали неудобны для властей, и местный шериф попытался освободить его. Однако Палмер, продолжая выражать свое мнение по вопросу личных свобод, отказался покидать тюрьму. Словно заноза в теле властей, Палмер впивался всё глубже и привлекал всё больше внимания. В конце концов, единственным способом для шерифа и надзирателей избавиться от этого буйного брадолюба оказалось вынести его из тюрьмы вместе со стулом. Впоследствии Палмер подружился с Эмерсоном и Торо, активно участвовал в интеллектуальной жизни Новой Англии и вел кампанию против рабства. Его могила отмечена надгробной плитой, на которой есть и рельефный портрет, и простая эпитафия: «Преследовался за ношение бороды».

https://polit.ru/media/photolib/2020/02/14/4_8_palmer.jpg
Ил. 4.8. Надгробие Джозефа Палмера, кладбище Эвергрин, Леминстер, Массачусетс

Ирония, конечно, заключается в том, что к моменту смерти Джозефа Палмера в 1875 году огромное количество мужчин в Соединенных Штатах и Великобритании носили бороды; то, что спровоцировало беспорядки и насилие в консервативном Фитчбурге сорок пять лет назад, теперь стало общепринятой нормой. За эти годы общество стало свидетелем явления, которое даже в то время получило известность как «Бородатое движение». Начиная с середины XIX века, оно формировалось через общественные высказывания, в трактатах за и против, посредством юмористических карикатур, в медицинских дискуссиях. Оно задокументировано в группе новых слов, вошедших в лексикон, таких как «погонотрофия» (отращивание или культивация бороды, впервые зафиксировано Оксфордским словарем в 1854 году), «погонотомия» (стрижка или сбривание бороды, используется с 1896 года) и «погонический» (бородатый или относящийся к бороде, первое употребление относится к 1858 году). Но в первую очередь это движение было запечатлено на лицах бесчисленных мужчин Викторианской эпохи, тех почтенно выглядящих фигур, чьи окладистые бороды кажутся столь характерными для их времени.

После долгих лет париков и чисто выбритых подбородков в XVIII веке продвижение к полновесной «викторианской» бороде поначалу было робким. Начавшись в первые десятилетия XIX века с бакенбард, только к 1840-м годам тенденция к разрастанию волосяного покрова обрела силу. В раннем комментарии 1841 года о распространении бород, начавшемся во Франции, было проницательно предсказано, что в скором времени мода распространится на Англию и в другие страны, и еще более проницательно предсказано, что новая мода привлечет на свою сторону противников, превратив отвращение в одобрение: «Мы всегда недовольны любыми привычками или обычаями, которые немодны, но мода превращает нашу неприязнь в симпатию и обнаруживает наш истинный характер как существ предубежденных». Автор не только дал нам меткое описание условности и сконструированности вкуса, он также оказался точным прогнозистом тренда. Не прошло и десятилетия, как бороды стали появляться всё чаще. Один из первых борцов за волосы на лице, Чарльз Диккенс, начал экспериментировать с усами и был чрезвычайно увлечен новым обликом. В 1844 году он с подкупающим энтузиазмом писал своему другу: «Усы восхитительны, просто восхитительны. Я подрезал их покороче и немного обрезал на концах, чтобы улучшить их форму. Они очаровательны, просто очаровательны. Без них жизнь была бы скукой».

https://polit.ru/media/photolib/2020/02/14/4_9.jpg
Ил. 4.9 (слева). Портрет Чарльза Диккенса. 1855. Диккенс вкушает радость отращивания усов

Ил. 4.10 (справа). Капитан королевской артиллерии Деймс в лагере во время Крымской войны. 1855

Нарождающаяся мода на волосатость также получила значительный импульс в Крымской войне (1853–1856). Из-за сильных холодов, изнурительных условий этой кампании и сложностей с поставкой бритвенных принадлежностей военные отказались от своих правил насчет бритья. Бородатые и заматеревшие солдаты, которые впоследствии вернулись в Англию, придали модному веянию мужественность, свойственную воинам-героям. Оглядываясь на прошлое пятьдесят лет спустя, журналист из The Leeds Mercury напомнил читателям, «как солдаты, отправившиеся в Крым чисто выбритыми, <…> вернулись бородатыми и выглядели гораздо более мужественными и крепкими, чем когда они были с выбритыми подбородками и щеками». Этот настрой очень ясно считывается в прессе того времени. С бахвальством и воодушевлением популярные издания представляли таких военных как сильных и победоносных, часто изображая рядом с ними хилых гражданских, чьи эпигонские бородки делали их бледными копиями прекрасного оригинала, и более того, их статус подражателей свидетельствовал об отсутствии чистой породы.

https://polit.ru/media/photolib/2020/02/14/4_11.jpg
Ил. 4. 11. Движение в поддержку усов. Карикатура из журнала Punch. 1854

Такого рода обеспокоенность по поводу присвоения знаков класса и статуса часто проявлялась в 1850-х и 1860-х годах в отношении бород, и не только в среде военных. По мере того как мода на бороды распространялась в разных социальных стратах, сатира неоднократно изображала только элиту — джентльменов, офицеров и щеголей — как тех, кому действительно идут волосы на лице, а их ношение людьми более низкого статуса изображалось как юмористическое или гротескное. На карикатуре в журнале Punch 1854 года, в самом начале бородатой эпохи, изображено, как косматый железнодорожный служащий пытается помочь даме перенести вещи, но она преисполнена страха, полагая, что на нее напали разбойники.

https://polit.ru/media/photolib/2020/02/14/4_12.jpg
Ил. 4.12. Движение в поддержку бороды и усов. Карикатура из журнала Punch. 1853

Кроме того, как следствие возникла дискуссия о том, допустимо ли носить бороды почтальонам, полицейским, священнослужителям, офисным клеркам и юристам. И всё же одно за другим все звания и профессии падали жертвами новой моды на маскулинность до тех пор, пока не было провозглашено: «Что касается формы бороды, то теперь нет никаких различий между простым тружеником и наследником герцогства; между извозчиком и фельдмаршалом». Только один класс мужчин остался за бортом в плане ношения бороды: слуги. В период, когда видимые различия между рангами домашней прислуги достигли своей высшей точки — в результате чего были изобретены атрибутика и униформа обслуживающего персонала, — и когда борода внешне конституировала нормативную внешность мужчины, слуга визуально находился в подчиненном положении и был лишен полноценной мужественности из-за принудительной гладкости кожи. Проще говоря, выбритое лицо слуги отличало его от бородатого «джентльмена», которому он служил. По словам Эрика Хорна, профессионального слуги в период с 1860-х годов до окончания Первой мировой войны, «все эти годы на службе у джентльменов у меня было сильное желание отрастить усы, чего, конечно, нам делать не разрешалось».

Хотя за несколько десятилетий в середине XIX века «Бородатое движение», казалось, смело на своем пути все преграды, его триумф не был бесспорным. Критика, сопровождавшая его взлет, и то, что в действительности оно продолжало проповедовать обращенным в течение всех лет своего господства, демонстрирует способность бороды вызывать сильные реакции. Таким образом, и апологеты волос на лице, и их хулители выдвигали аргументы, сама повторяемость которых показывает, что они являются апостериорными оправданиями личных предпочтений и склонности (или неприязни) к модной норме. А в случае тех, кто вскоре составил бородатое большинство, длительное повторение одних и тех же доводов в пользу растительности на лице приобрело оттенок самоуспокоения: бородатые обозреватели писали для бородатой аудитории о преимуществах бородатости.

Так каковы же были аргументы в поддержку волос на лице? Уже в 1847 году трактат в защиту бороды в одном своем названии собрал многие из последовавших затем деклараций, агрессивно и эмоционально прочертив линию боевых действий, из которых «Бородатое движение» вышло с триумфом: «Бритье бороды и общее использование бритвы; Неестественная, иррациональная, немужественная, безбожная и роковая мода среди христиан».

Развертывание этого клубка идей позволяет обнаружить следующие утверждения и «факты». Во-первых, бороды действовали как «респираторы», обеспечивая защиту рта и носа, предотвращая попадание в дыхательные пути частиц, таких как пыль и дым. Поэтому утверждалось, что они особенно полезны для мужчин таких профессий, как мельники и каменщики, которые работали в пыльной среде. Во-вторых, волосы на лице также ограждали органы чувств владельца от сильного ветра и холодного воздуха, защищая его от болезней, начиная простудой и заканчивая чахоткой. Также говорилось, что, сохраняя рот в тепле, борода предотвращает зубную боль и даже помогает против разрушения зубов. В-третьих, утверждалось, что волосы на лице были более гигиеничными, чем чисто выбритая кожа, поскольку они обеспечивали защиту от грязи. Один джентльмен в апологии бороды зашел так далеко, что утверждал, что благодаря бороде его дыхание стало более свежим и пробуждало у противоположного пола тягу к поцелуям.