Жестоко невредимый

Студент самарского вуза рассказал, как его избили в полиции, а потом пытались забрать из больницы. В МВД отказываются возбуждать дело на оперативников

Студент Самарского университета путей сообщения Константин Оченев уже полгода скрывается. Он говорит, что в июне 2019-го его избили в отделе полиции №1, а когда он лёг на лечение в Пироговку, хотели забрать в день выписки. Он сбежал, бросил университет. И теперь боится надолго приезжать в Самару.

Корреспондент ДГ Максим Фёдоров встретился с Константином и записал его историю. 

Вмятина

— Если не брезгуешь, дай лапу, — Костя протягивает мне руку.

— Конечно, — отвечаю я, и даю правую.

— Не эту, левую.

Он прикладывает мою левую ладонь к своей голове. Сквозь короткие жёсткие волосы я чувствую глубокую вмятину в черепе.

— Это после них осталось, — объясняет Костя.

Мы сидим в небольшой столовой возле Троицкого рынка. Когда я пришёл, перед Костей уже стоял опустошённый пластиковый стаканчик с использованным пакетиком чая на дне. Сейчас Костя нервно потирает руки и пытается собраться с мыслями.

— Железнодорожник – не профессия, а состояние души, – начинает он с флёра, который исчезает с каждым последующим предложением. – Я из династии железнодорожников, и всю подростковую жизнь провел в железнодорожном районе Казани, где каждый второй – железнодорожник. Знаю эту кухню изнутри. Бывало, отец в детстве вместо сказок читал ПТЭ (правила технической эксплуатации) ж/д путей.

Пять лет я проучился на «Детской железной дороге». Это что-то типа техникума в свободное от школы время. Дослужился до помощника инструктора. Целенаправленно сдавал 6 экзаменов ЕГЭ, чтобы поступить в МИИТ (Российский университет транспорта в Москве) на робототехника. Но на работе отца резко забрали целевые направления на эту специальность. Взамен предложили СамГУПС, работу в Казани и здесь же квартиру. В Казани нет университета железнодорожного направления. Я взвесил всё и поехал. Это был 2016 год.

На Самару, вот не поверишь, я смотрел влюблёнными глазами. Влюбился с первого взгляда, как только проехался на автобусе по тогда ещё разбитому Московскому шоссе (его ремонтировали к ЧМ-2018). С первого дня она мне стала родная.

Смена тихого общинного района железнодорожников на импульсивную Самару захватила Костю. За первые три года здесь он успел поволонтёрить на ЧМ, побывать в помощниках организаторов «Человека года» в Филармонии, поработать в стройотряде и на акции «Чистый город». А ещё бесконечные университетские активности. Костя признаётся: звёзд с неба по учебе не хватал, но учился лучше среднего.

— На втором курсе решил взять академ на полгода. И работал, и учился, недосыпал, недоедал, и в личной жизни вопросы были. В общем, переутомление схлопотал. В деканате академ давать не хотели, говорили, что с сессией помогут, но я отказался. Сил не было. После академа готовился курс экстерном сдать, потому как наработки были (контрольные, расчетно-графические работы, домашние задания, билеты и ответы на них). В сентябре 2019-го планировал нагнать свою первую группу.

«Розочка» и Бог

Конец января 2019. Костя ждёт своего друга Никиту возле шоколадной фабрики «Россия». Пахнет шоколадом.

Они познакомились недавно, на подработках в «Пятёрочке». У обоих не хватает денег, оба ненавидят свою работу, но работать где-то надо, а в университете из-за этого ничего не успеваешь. Они быстро нашли общие темы. Несколько раз ещё встречались, болтали много, когда пересекались на работе. Вот и решили снова встретиться. Возле «шоколадки», в парке погулять.

— Никита был уже подшофе. Мы разговаривали о жизни, – вспоминает Костя. – Я ему рассказал, что сам из Казани, что учусь по целевой программе и буду работать дома. Рассказал про планы на будущее: семья, жена, ребенок, работа, зарплата и своё хозяйство. Он всё слушал и редко вставлял свои комментарии. Мы остановились в парке и пропустили пару кружек пива. Пошли гулять дальше, зашли на спортплощадку– я предложил заняться спортом, он отказался. Вместо этого он начал рассказывать. Что у него тоже есть девушка, с которой он хочет создать семью, детей и собственный дом. Она его безумно любит, но ей не повезло с друзьями, они её подставили – завели уголовное дело о краже.

Она была под следствием, суд уже почти решил ее судьбу, а он тут и никак не может помочь. Я попытался его успокоить, мы прошли ещё немножко по парку, и Никита вдруг начал реветь. Я отвёл его подальше от прохожих и попросил успокоиться. Вместо этого Никита заистерил: что у меня все в жизни складывается удачно, что у меня куча ресурсов и друзей, что у меня хоть какие-то, но связи есть. На что я ему сказал, что за всё это благодарен Богу. После этих слов он вроде успокоился, а потом схватил меня за куртку и сказал: «Тебя со мной познакомил Господь, чтобы ты мне помог!».

Костя вертит пластиковый стаканчик по столу и вспоминает, как Никита ещё долго жаловался ему: что у него не получается найти хорошую работу, что мотается по подработкам и не может найти денег на адвоката. А когда Костя, наконец, обещал подумать, Никита вдруг подобрал бутылку с асфальта, разбил и приложил «розочку» к горлу.

— Сказал, что если я ему не помогу, то он вскроет себе шею. И его смерть будет на мне. Никита потребовал поклясться, что я помогу ему. Я это и сделал.

Костя пошёл по студентам. Нужно было 50 тысяч рублей. Думал насобирать, кто сколько сможет дать. Говорит, «понимание встретил, а подающую руку – нет». Он был не первым таким. За несколько месяцев до Кости в общежитии СамГУПСа тоже один студент собирал деньги в долг, а потом пропал. Оказалось – перевелся на них в ТГУ.

Так прошёл февраль и март. Денег всё не было, а перед глазами стоял Никита в вечернем парке и с «розочкой» у шеи.

— Я вспомнил, что на каникулах в Казани разговаривал на рыбалке с бывшим одноклассником Вовой. Он собирался сдавать на права и купить машину. Он ещё хвалился, что всё уже накоплено. Мы созвонились, оказалось, у него что-то пошло не так, и деньги остались в копилке. Я поехал к нему в Казань, мы очень долго разговаривали. Вова всё-таки уступил, я пообещал отдавать по частям и поехал обратно в Самару.

В начале мая Костя ехал по любимому Московскому шоссе к «Самолёту». Они договорились встретиться возле ТЦ, Никита живёт неподалёку. Костя вспоминает, как передал ему деньги, Никита пересчитал, обнял его и поблагодарил.

— Мы написали расписку и разъехались по делам. Он сказал, что поедет нанимать адвоката, ну а я просто поехал в общагу. Спустя несколько дней, роясь в документах, я обнаружил, что потерял расписку. Мы созвонились и решили сделать новую – видеорасписку. Встретились у него на квартире, быстро сняли видео, а потом ещё долго смотрели смешные ролики на моём телефоне. Ему тогда очень понравился мой телефон.

Как и прежде, они пересекались на работе в «Пятёрочке». По словам Кости, Никита расплатился с адвокатом, его девушка ждала суда. Про возвращение долга не говорили, до завершения дела было неудобно.

— 31 мая он пригласил меня к себе домой, обещал часть долга вернуть. Никита открыл мне подъезд, прошли в коммуналку. Он был пьян и начал мне что-то невнятное объяснять. В подъезде я перегар не почувствовал, там и так воняло. Стою, не понимаю, что делать. А тут соседка Никиты начинает через стенку: «Что ты опять орёшь? Успокойся!». Я говорю: раз ты в таком состоянии, я лучше пойду. Никита меня не провожал.

На следующий день вечером мне позвонили из ОП №1 Кировского района. Пригласили на разговор. Сказали, ничего страшного не будет, со мной поговорят и отпустят. Я долго отнекивался, говорил, что собираюсь к родственникам в Казань. Тогда мне сказали: если не приеду, объявят в розыск и в Казани арестуют. После ареста, сказали, поеду в автозаке в Самару и там до суда буду сидеть в СИЗО. Поэтому решил приехать в отделение. Там я узнал, что Никита написал на меня заявление о вымогательстве денег и краже телефона.

«Он делает вертушку и попадает мне в грудь»

— Дал показания: рассказал, как всё было на самом деле. Они говорят: нам это не интересно. Отняли телефон, где была видеорасписка Никиты. Всё просили подписать документы о признании вины. Я отказывался. А они отказывались принимать мои показания.

Взяли толстую папку и начали листать. Сделав вид, что нашли что-то, стали громко переговариваться между собой. Говорили: видели меня в сводках и нашли сейчас, что я там разбой совершил, в другом месте кражу, в третьем кого-то избил. Один из оперативников меня сфотографировал и якобы отправил свидетелям на опознание. Потом сказал, что меня опознали. Снова предлагали подписать документы. Говорили, что на бутылку посадят, снимут это и в интернет выложат. И так по кругу продолжалось часов пять.

В три ночи дали отдохнуть час. Потом по новой. А в пять утра приехал большой лысый мужчина в форме. Спрашивает: «Не сознаёшься?». Отвечаю: «Сознаюсь, что не виновен». Он отворачивается с кем-то поговорить, а потом резко делает «вертушку» и попадает мне в грудь. У меня в глазах помутнение, я падаю на пол. Он заводит руки за спину и наступает носком туфли на гениталии. Потом оттягивает руки вверх, а коленом давит в копчик. Я снова падаю.

Подняли, отряхнули, отвели в совещательную комнату. Там он мне говорит: «Смотри, вот это – печень» – и бьёт точно в то место, куда показал и так по всем внутренним органам. После избиений я падаю и отрубаюсь. Он приводит меня в себя. Смотрю: у меня кофта заблёвана и штаны мокрые. Чтобы не мараться, он меня не стал поднимать. Просто набивал об линолеум мою голову, как баскетбольный мячик. Дал кулаком по черепу, я снова отрубился. Просыпаюсь: без блевоты, но штаны стали ещё влажнее.

Как будто попал в гестапо. Хотелось просто умереть, чтобы это всё закончилось. Благо, продолжалось недолго. Часов в 7 или 8 утра меня привезли в общежитие на Олимпийской. На вахте сидели зам коменданта и охранник. Их попросили меня не трогать. Спускаются ребята, видят, что я побитый, начали быковать на полицейских. Я показал, чтобы отошли.

Вместе с полицейскими я доволокся до своей комнаты. Не знаю, что они там искали, но ушли ни с чем. После общаги привезли обратно в отдел. Ещё раз избили, я снова отключился. Очнулся, когда меня поволокли в другой кабинет. Попросили подписать документ о том, что меня в отделе полиции не били. Я специально поставил не свою подпись.

Потом зашёл тот лысый начальник. Говорит: я же тебе добра хочу, давай ты просто принесёшь пять тысяч, и дело закроем. Я сделал вид, что согласен. Он дал мне 200 рублей со словами: «На проезд и покушать» – и отпустил.

Побег

У Кости начинает дрожать нижняя губа. Он сжимает ладони сильнее обычного. Сквозь разговоры и музыку в столовой слышно, как от напряжения шуршит кожа на его руках. Он извиняется и продолжает.

— Поймал попутную машину и поехал в общагу. Решил: если плохо будет, поеду в больницу. Я целый день проспал. Проснулся от тошноты. Пошла рвота с кровью, а потом понос с кровью. Поехал в клиники СамГМУ: оттуда направили в Пироговку. Там как узнали, что я такой приехал из отделения полиции, долго не хотели принимать. Потом всё-таки положили в нейрохирургию с диагнозом «гастрит». Меня постоянно тошнит. Ем – тошнит. Не ем – тошнит. А меня таблетками для желудка кормят. Болела спина, шея, практически всё туловище, в ушах сильно гудело.

На следующее утро приехал дежурный полицейский в форме из ОП №1. Костя вспоминает, как проснулся от удара в почку.

— Полицейский потребовал выйти на улицу, поговорить. Я отказался. Он меня обозвал и сказал, что сейчас поедем в тюрьму. Я снова отказался. После этого приходили ещё раз пять из ОП №1 в форме и без.

Через два дня Костя позвонил на телефон доверия в УСБ (управление собственной безопасности областного ГУВД) и оставил заявление. Через неделю приехал человек из УСБ.

— Говорил, что всех накажет. Съездил в общагу. Опросил там всех. Потом в отделение полиции, где меня избили. И пропал на несколько дней. А когда вышел на связь, сказал, что записи в отделении полиции и общежитии пропали. И что полномочия УСБ на этом – всё. Материал проверки передали в Следственный комитет Кировского района, с которым оперативники из ОП № 1 тесно работают. Через пару месяцев пришел ответ в общежитие, что дело об избиении и пытках на сотрудников ОП №1 не завели.

Друг Кости по университету, который согласился поговорить с ДГ анонимно, навещал его в больнице.

— На вид он был нормальный, но передвигался медленно из-за боли в животе. Про полицейских рассказывал, что ему «шьют дело белыми нитками». Что именно хотели ему «пришить», не помню. Знаю, что помощь ему в больнице не оказывали. Как и каким образом Костя оказался в участке, я не помню. Суть такова, что его заставляли подписать бумаги по делу, к которому он не имеет никакого отношения. Заставляли, мягко сказано: он присылал фотографию, как он сидит в панаме с синевой под глазом в отделе полиции. Но оказалось, это было не всё. Как и куда его били, тоже не могу сказать, но знаю, что в брюшную полость.

На десятый день в больнице врачи стали говорить о выписке. Прямо из палаты Костя звонил главному врачу и жаловался на здоровье. Его оставили ещё на несколько дней, а затем снова заторопились с выпиской.

— Я подошёл к завотделением и попросил меня оставить ещё, — вспоминает Костя. — Он ответил, чтобы я решал свои проблемы в другом месте, и что выписка будет вовремя. Когда я набрал главврача, он трубку не брал. Позвонил с телефона соседа по палате. Как только главврач услышал мою фамилию, сбросил вызов. Я хотел выйти на улицу, но заметил возле стойки медсестры оперативника. Вернулся в палату и стал собирать вещи. Зашла медсестра и сказала, что меня давно ждут. Я скинул всё в кучу, оделся и проскользнул за спиной оперативника. Мне повезло, что дверь на лестнице была открыта. Из кабинета выписки напротив двери за мной выбежал оперативник с криком: «Стой, с**а!». Но я успел закрыть дверь на магнитный замок. Выбрался на территорию больницы, ушёл во дворы и уехал подальше от больницы.

«Как я хочу домой»

Костя забрал документы из университета, бросил работу в «Пятёрочке» и исчез. В общежитие приходили уведомление — его вызывал следователь, но Костя тогда уже был в бегах. Сейчас он проходит по делу о краже телефона как подозреваемый.

— Через несколько дней после того, как сбежал из Пироговки, ко мне домой, в Казань, приехал человек в форме и представился участковым. С ним были пара человек, по всей видимости, оперативники из Самары. Пока «участковый» разговаривал с мамой, остальные обыскивали мою комнату. Ни постановления, ни ордера на обыск, конечно, не показали. Уехали ни с чем.

После нашего разговора он сразу же едет на центральный автовокзал и уезжает из Самары. Костя не хочет говорить, где сейчас живёт. «Не в Самаре и не в Тольятти» – единственное, что он раскрывает.

— Ты не представляешь, как я хочу домой. Семья у меня очень дружная. Да, мы живём не богато, но братья умные и работящие. Никогда не брезговали работой. А сестрёнки: одна отличный художник, постоянно выигрывает на разных конкурсах и акциях, вторая – рукодельница, может из клочка бумаги такую красоту сделать. Я по всем очень сильно скучаю, но я не хочу, чтоб они пострадали.

В уголке столовой, где мы разговаривали, остаётся смятый пластиковый стаканчик.

***

На запрос ДГ в областном управлении МВД ответили, что проводили проверку по заявлению Оченева. «Сведения о неправомерных действиях сотрудников органов внутренних дел не нашли своего объективного и документального подтверждения».

Также ДГ попросил выяснить, почему сотрудник УСБ не нашёл оснований для возбуждения дела на оперативников ОП №1. В УМВД ответили, что это не в их компетенции и передали информацию в Следственный отдел по Кировскому району Самары, который уже занимался делом Константина Оченева.

На момент выхода текста в СамГУПСе на запрос ДГ не ответили. В конце января Костя тоже подал заявление в полицию по поводу избиения. На него пока не ответили.

Фото отсюда