Историческая бессмысленность русской интеллигенции

Вроде бы человек разумный должен стремиться к истине, докапываться до того, что было в реальности. А в реальности все всегда «не так однозначно»: героизму сопутствует подлость, милосердию – садизм, самоотверженности – предательство и т. п. Хоть на войне, хоть в частной жизни. Иногда одних и тех же людей. Но подавляющее большинство стремится по большей части к внутренне непротиворечивой мифологии, которая подкрепляла бы их политические убеждения.

Это я сейчас почитал историка Никиту Соколова, который говорит: «Декабристы составляют важную культурную константу в России, не только в рамках освободительного движения, но и в рамках мифологии российского социума в целом. Подобно тому, как Карамзин на рубеже XVIII–XIX веков выработал и внедрил своим примером в жизнь образ частного человека, не чиновника, не служащего, но достойного того, чтобы к нему прислушивались, декабристы своим поведением выработали образ человека, живущего в истории. Начиная с декабристов, образованный и просвещенный русский человек живет не просто под забором, а ежедневно в истории, и все его поступки соотносятся с ней и имеют значение. Ровно поэтому попытка изменить образ декабристов, конечно, вызывает большие споры».

Три составные части, три источника сформировали образ декабристов у шестидесятников и следующих поколений: В.И. Ленин, который сообщил, что декабристы разбудили Герцена, Наум Коржавин со своей максимой «нельзя в России никого будить» и кинофильм «Звезда пленительного счастья», создавший романтический образ бунтовщиков не то против кровавого царизма, не то против опостылевшей советской власти – в эпоху эвфемизма любые исторические романы читались актуальными аллюзиями, и все жаждали найти в художественном тексте неконтролируемые ассоциации, которых опасались бдительные цензоры.

Возможно, именно это и положило начало шизофреническому раздвоению сознания прогрессивной интеллигенции, которая ненавидит и разоблачает советскую власть, одновременно (всем сердцем и всей душой) слушая музыку революции. Поэтому сегодня фильм «Союз спасения», которому посвящена статья Соколова, и попал в больной интеллигентский нерв: разговор о декабристах – это разговор не только о сегодняшнем дне, это – покушение на незыблемые конвенции картины мира «либералов», которые видят в нем такое же обесценивание их идеалов, каким сами они заняты в отношении Победы.

Образ декабристов, как людей с хорошими лицами, сильно померк с тех пор, как история их бунта обзавелась не слишком приятными подробностями в независимых исследованиях – задолго до поры, когда снова стала политически актуальной. Так что сетования Соколова на переписывание мифологии звучат весьма комично – особенно тезис о том, что до декабристов образованный и просвещенный русский человек жил просто под забором. Так и вижу под ним Державина и Ломоносова, Фонвизина и Тредиаковского, Новикова и Радищева.

Это утверждение мифологической константы анекдотически перекликается с ненавистной либералам патриотической риторикой о переписывании истории. Каждый может выбрать для себя сам – праздновать День Победы или сетовать, что могли бы пить баварское, чествовать декабристов или относиться к ним скептически. Но зарывать голову в песок собственных фантомов, чтобы не видеть фактов, которые очень часто открываются или напоминаются десятилетия спустя, смешно и грустно.

И на историю декабристского бунта, и на историю войны, и на историю нашей страны можно смотреть и сквозь розовые, и сквозь черные очки. Наверное, каждому они помогают успокоить какие-то собственные страхи. У каждого из нас есть своя личная мифология. У каждого – свой пантеон героев и своя система ценностей. Но речь не о частной жизни. Когда общественная наука ради внутренней непротиворечивости начинает отрицать факты, она становится мошенничеством. А когда отбирает, монтирует и интерпретирует их в идеологическом ключе, превращается в мифологию.

Любое государство строится на объединяющем мифе, который задолго до изобретения газет стал не только коллективным пропагандистом и коллективным агитатором, но также и коллективным организатором. Но есть мифы объединяющие, и есть мифы разделяющие («прежде, чем объединяться, и для того, чтобы объединиться, мы должны сначала решительно и определенно размежеваться»).

Объединяющим мифом для нашего народа стала Победа, разъединяющим – миф о русском рабстве. Придуман он был вольнодумцами, которые решали финансовые проблемы, торгуя крепостными, и горячо поддерживался советскими служащими, которые свободу привыкли видеть только в кино и в турпоездках для избранных, и – возможно, поэтому – думать, что нужна она далеко не всем. Свобода, действительно, не игрушка для инфантилов. Историческая бессмысленность русской интеллигенции – залог беспощадности русского бунта.

В литературоведении есть два термина: фабула и сюжет. Фабула – это совокупность событий, сюжет – способ рассказывания о них. Так вот, история – это фабула, а миф – сюжет, который выстраивается на ее основе. Миф не противоречит истории, но не является ею. Миф – это способ, которым мы историю воспринимаем. И это совершенно нормально, потому что мы видим все сквозь призму собственной системы ценностей. Необязательно переоценивать их, но не стоит цепляться за оценки, которые противоречат фактам.

«Звезда пленительного счастья» – прекрасный фильм о хорошем. На том же материале, выбрав другие факты и другую точку зрения, можно было бы снять и не «Союз спасения», а сплошную чернуху (именно в этой стилистике нынешние адепты декабристов очень любят представлять и видеть на экранах сегодняшний день). И души прекрасные порывы, и отвратительная реальность – чистая правда. Но не вся правда. Историю лучше видеть в единстве и борьбе противоречий. Любой романтический миф имеет сферу практического применения, в которой становится лишь разменной монетой. Не обещайте деве юной любови вечной на земле.