Оправдание сестер Хачатурян будет иметь последствия
by Дмитрий БавыринКак следует из заявления адвокатов Марии, Крестины и Ангелины Хачатурян, которых обвиняли в убийстве отца-садиста, Генпрокуратура обязала СК квалифицировать произошедшее как «необходимую оборону». Это новость произвела эффект информационной бомбы и вызвала горячий отклик в социальных сетях. Какие последствия будет иметь это громкое дело, заканчивающееся столь неожиданным для многих образом?
Требование Генпрокуратуры к Следственному комитету по факту означает прекращение уголовного преследования сестер Хачатурян уже на этом этапе – до суда. Это можно назвать сенсацией, поскольку в подобный исход практически никто не верил.
Даже некоторые активисты, выходившие на одиночные пикеты в поддержку сестер, в частных беседах признавались, что делают это в основном для того, чтобы не остаться в стороне и успокоить собственную совесть, но надежд на благополучный для Марии, Крестины и Ангелины исход дела практически нет. Слишком уж серьезным было обвинение – убийство группой лиц по предварительному сговору. Это от восьми лет тюрьмы до пожизненного заключения.
Все понимали, что отца девушек трудно назвать жертвой даже в кавычках. То, что он подавал друзьям и соседям, как «воспитание в духе традиционных ценностей», было для его дочерей многолетней пыткой и непрекращающимся потоком насилия – морального, физического и сексуального. Иными словами, он систематически унижал, избивал и насиловал собственных детей, что было подтверждено следствием.
Не сочувствовать девушкам было невозможно – и им сочувствовали. Сочувствовало даже следствие, хотя выбранная (и отвергнутая теперь Генпрокуратурой) квалификация делала суровый приговор весьма вероятным. Достаточно вспомнить о том, что в конце прошлого года сестрам даже не продлили меру пресечения в виде запрета покидать дом в ночные часы, хотя речь шла об обвинении в одном из наиболее тяжких преступлений.
Тем не менее переквалификация убийства в необходимую самооборону выглядела невероятным сценарием. Хачатурян был убит не при попытке защититься от его действий, а во сне. Кроме того, сестры не были в полном смысле этого слова пленниками, то есть были ограничены в общении с внешним миром, но не отрезаны от него, а это означает, что существовал и альтернативный выход из кошмара, в который отец-чудовище превратил их жизнь.
Казалось, что это дело из тех, когда закон вступает в противоречие со справедливостью. Но именно что «казалось». Генпрокуратура, где работают юристы получше, чем в среднем по интернету, указывает на два принципиальных обстоятельства, которые следователи не учли в должной мере.
Во-первых, посягательства отца создавали реальную опасность для жизни и здоровья девушек, что позволяло им защищаться любым способом.
«В постановлении (Генпрокуратуры – прим. ВЗГЛЯД) есть ссылка на разъяснения Верховного суда, согласно которым состояние необходимой обороны может быть вызвано и общественно опасным посягательством, носящим длящийся и продолжаемый характер, в частности, истязанием, а право на необходимую оборону в этом случае сохраняется до момента окончания такого посягательства», – рассказал адвокат младшей сестры (Марии) Ярослав Пакулин.
Во-вторых, из выводов экспертов Федерального центра психиатрии имени Сербского следует, что у Марии, Крестины и Ангелины возникло психическое расстройство и развилась защитно-оборонительная реакция на действия отца, «что ограничило их способность в полной мере осознавать фактический характер своих действий и руководить ими».
Другими словами, мы имеем дело не с «оправданием акта самосуда». Мы имеем дело со всё той же буквой закона и заключенной в ней логикой. Вроде бы – железной логикой. Но произошедшее все равно удивляет – и нет смысла это отрицать. Рунет уже плодит конспирологические версии о «конфликте башен Кремля» и другие попытки натянуть сову на глобус.
Что можно сказать абсолютно точно, всё это никак не связано с недавним назначением нового генпрокурора. Игорь Краснов занял кресло Юрия Чайки полторы недели назад, но заместитель генпрокурора Виктор Гринь, осуществлявший надзор за следствием по этому делу, по-прежнему находится в должности. Именно Гринь был автором оглашенного теперь постановления, которое следствие попыталось обжаловать еще во времена Чайки – у самого Чайки, который определил, что «мотив совершения преступления и конечной цели посягательства должным образом не проверен».
Это выглядит почти рядовой экспертизой – стандартной работой уполномоченного органа. Но общество все равно изумляется, потому как привыкло к обвинительному уклону российского правосудия, по крайней мере, ощущает этот уклон таковым.
Привыкло оно и к изречению dura lex sed lex, употребляемому по поводу и без. Обычно оно означает примерно следующее: да, по совести надо бы иначе, но по закону у нас – вот так.
После подобного за отсутствующую по факту контрабанду молодой девушке дают семь с половиной лет тюрьмы, а выпускнику детского дома – два года и девять месяцев колонии за кражу нескольких шоколадок.
Иногда впоследствии выясняется, что закон и совесть все-таки не противоречат друг другу, и тогда приговор по «шоколадному делу» пересматривают и смягчают, а мнимую контрабандистку выпускают на свободу на основании помилования от президента. Но «иногда» – это, увы, не всегда, да и жестокость первоначальных приговоров запоминается лучше.
Дело сестер Хачатурян грозило усилить недоверие к закону как к средству защиты слабых и наказанию злонамеренных. Оно могло стать наглядным примером того, когда правоохранительная система России наказывает не душегуба, а его жертв. Оно будто шло к сухому и формальному признанию того, что нам, как обществу, и государству, как системе, за несколько лет так и не удалось остановить не имеющее оправданий преступление – зато за преступление, которое готов оправдать практически каждый, последует наказание «по всей строгости».
Как ни крути, это выглядело бы бесчеловечным, хотя законы призваны защищать в первую очередь людей от нелюдей, каким был «патриарх» Хачатурян.
Вместо этого прокуратура с исчерпывающими ссылками на закон демонстрирует не только профессионализм, но и свое человеческое начало. На этом фоне недопустимо цинично выглядят рассуждения тех, кто указывал, что дело трех сестер слишком перспективное для следовательской карьеры («а потому от него не откажутся»), или что суд над ними станет настоящим шоу, которым можно отвлечь население от (сюда можно вписать любую непопулярную реформу или объективную проблему страны).
В то же время дело Хачатурян во многом уникально: что бы ни утверждали активистки фем-движения, систематическое насилие отца над своими дочерями не «рядовой», а из ряда вон выходящий случай. Как и всякий случай такого рода, он будет иметь последствия.
Возможно, в том, что касается разрабатываемого сейчас законопроекта о профилактике домашнего насилия. Возможно, в том, что касается трактовки понятия «допустимые пределы самообороны».
Но еще и в том, что связано с доверием общества к правоохранительной системе. Генеральная прокуратура вовремя напомнила всем нам, что Фемида должна быть слепа, но не обязана быть бессердечной.