«За мной следят каждый день»

Работа камер наблюдения и повсеместное внедрение системы распознавания лиц не нарушает права на частную жизнь, говорится в мотивировочной части решения, которое суд вынес по иску юристки и правозащитницы Алены Поповой. В интервью корреспондентке «Полит.ру» Ане Гольдман Попова рассказала, как московские власти занимаются тотальной слежкой.

— В апреле 2018 года я стояла в одиночном пикете у здания Госдумы, за что Тверской районный суд привлек меня к административной ответственности и оштрафовал на 20 000 рублей, но дело не в штрафе.

В ходе рассмотрения дела суд изучил записи с камер видеонаблюдения, на которых зафиксировано мое лицо в крупном разрешении — это признак применения технологии распознавания лиц.

По закону о персональных данных сведения, характеризующие физиологические и биологические особенности человека, на основании которых можно установить личность, отнесены к биометрическим персональным данным. Их можно обрабатывать только при наличии согласия гражданина в письменной форме. Разумеется, я такого согласия не давала.

Распознавание лиц в Москве по умолчанию и в режиме реального времени незаконно и нарушает право граждан на частную жизнь, гарантированное 23 статьей Конституции Российской Федерации.

Осенью 2019 года я подала иск в Савеловский суд с требованием признать незаконными действия московского правительства.

Накануне я ознакомилась с мотивировочной частью решения Савеловского суда, и оно, конечно, прекрасно. Впрочем, ничего другого от районного суда мы и не ожидали. Судья Марина Иванова отклонила иск на основании того, что якобы система видеонаблюдения хоть и использует технологию распознавания лиц, но не позволяет установить личность человека.

Российская судебная система устроена так, что судье районного суда непросто вынести решение не в пользу силовых структур и государства. Поэтому мы с самого начала понимали, что нам придется идти до Верховного суда, а если иск будет отклонен и там, мы обратимся в международные инстанции.

Впрочем, я не теряю надежды, что на стадии кассаций и апелляций наша судебная система все-таки признает, что Конституция и Закон «О защите персональных данных» должны играть какую-то роль в охране права граждан на частную жизнь.

В моем исковом заявлении указано, что есть основания полагать, что мои биометрические данные без моего согласия находятся в базе, и раз система распознавания лиц действует на всей территории Москвы, значит, за мной следят каждый день. То есть я систематически подвергаюсь преследованию со стороны государства без законных на то оснований. Ведь никакой суд не выносил решения о том, что за мной должна быть установлена слежка.

Судья Савеловского суда Марина Иванова фактически проигнорировала этот вопрос, сославшись на то, что в апреле 2018 года, когда я проводила одиночный пикет, мою личность установили, проверив мои документы — то есть по паспорту.

В ходе судебного заседания я специально несколько раз спрашивала представителя МВД, используется ли изображение с камер наружного наблюдения для идентификации личности. Ответ был утвердительным. Я также попросила представителя МВД ответить на вопрос, является ли установление личности по изображению высокого разрешения использованием биометрических данных. И он ответил, что да, является. Наконец, я спросила, использует ли МВД такие технологии. Ответ снова был утвердительным. Этот веер вопросов я задавала, подчеркивая, что ответы будут занесены в протокол.

Представитель МВД не мог ответить иначе, потому что по закону так и есть. Судья Марина Иванова прекрасно слышала эти ответы, и они были занесены в протокол заседания. Тем не менее в мотивировочной части решения Савеловского суда сказано, что видеоизображения граждан высокого разрешения не могут считаться биометрическими персональными данными. Это, мягко говоря, странно.

По сути в ходе судебного заседания представитель МВД подтвердил, что ведомство занимается сбором изображений и идентифицирует при помощи этих изображений граждан. Кроме того, к изображениям привязано время и геолокация, то есть это самая настоящая слежка. Потому что слежка — это идентификация конкретной личности в конкретный момент времени в конкретной точке пространства.

Москва — далеко не первый город, который столкнулся с проблемой тотальной слежки. Сейчас во многих мегаполисах — Лондоне, Берлине, а также в ряде крупных городов США и Китая — идет общественная кампания против повсеместного внедрения системы распознавания лиц.

Существует международная некоммерческая организация Big Brother Watch, которая с 2009 года борется против тотального государственного контроля, несущего угрозу гражданским свободам.

Директор Big Brother Watch Силки Карло (Silkie Carlo) рассказала мне, что в Великобритании на данный момент есть два судебных решения по искам граждан против тотальной слежки — одно в пользу граждан, а другое — в пользу служб безопасности, то есть системы слежения. Последнее было вынесено после серии терактов в Лондоне.

Активисты Big Brother Watch настаивают на том, что работа служб безопасности не должна полностью лишать граждан права на неприкосновенность частной жизни, ведь если город полностью покрыт камерами слежения, идет тотальная слежка за всеми гражданами, а не только за теми, кто попал в некие базы служб безопасности. При этом, кстати, еще непонятно, как формируются базы, по которым происходит сличение, кто и почему туда попадает.

Есть удачный опыт Сан-Франциско — там полностью запрещена тотальная слежка, то есть применение технологии распознавания лиц в городе, однако камеры видеонаблюдения оставили на вокзалах и в аэропортах, поскольку пришли к выводу, что эти «точки входа» в город нуждаются в усиленных мерах обеспечения безопасности.

Во всем мире дискуссия о системах тотального слежения — это столкновение двух базовых концепций: о праве граждан на частную жизнь и о необходимости обеспечения безопасности граждан.

Сторонники тотальной слежки говорят о борьбе с терроризмом, о том, что раз такие системы обеспечивают нашу безопасность, кажется вполне логичным отказаться от части прав и свобод в пользу безопасности. Собственно, для этого и существует само государство, как репрессивный аппарат — для безопасности.

Борцы с тотальной слежкой настаивают на том, что в Конституции (а в странах, где конституции нет — в специальных законах) закреплено право на неприкосновенность частной жизни, а значит, никто не имеет права следить за человеком, если слежку не санкционировал суд или если гражданин сам не дал на это согласия. Ведь мы функционируем как личности благодаря тому, что у нас есть личное пространство. Если кто-то посягает на наши личные границы — это называется преследованием. При этом преследование со стороны государства нарушением закона почему-то не считается.

В последние годы также остро стоит вопрос о так называемой Большой пятерке или GAFAM — корпорациях Google, Amazon, Facebook, Apple и Microsoft, которые используют и продают личные данные своих клиентов. Корпорации анализируют персональные данные и внедряют микротаргетинг, при помощи которого манипулируют как отдельными людьми, так и общественным мнением в целом.

Когда людьми манипулируют при помощи их персональных данных, они даже не отдают себе в этом отчет, особенно когда речь идет о соцсетях — человек оказывается в искусственно созданном информационном пузыре, который сам под него подстраивается.

Существует общественная кампания Stop Hacking Humans — «Прекратите хакать людей», в которой участвуют специалисты со всего мира. Известный израильский ученый Юваль Ной Харари назвал манипулирование людьми при помощи сбора личных данных одним из ключевых вызовов XXI века.

Однако между сбором персональных данных корпорациями и тотальной слежкой со стороны государства есть принципиальная разница.

Когда мы пользуемся услугами Google, Facebook и других IT-компаний, мы соглашаемся на использование наших персональных данных, когда ставим галочки в соответствующих полях. Обычно условия использования данных написаны очень мелким шрифтом где-то в самом конце страницы, и их никто не читает, по-хорошему так быть не должно, но тем не менее эти условия все-таки прописаны и хотя бы формально клиенты с ними соглашаются.

Поэтому когда я загружаю в свою фотографию в Instagram или ставлю в Facebook отметку о посещении какого-то места, я отдаю себе отчет в том, что корпорация будет использовать эти данные.

Но государству мы платим налоги и при этом нигде не ставим никаких галочек, нигде не подписываем согласия на то, чтобы за нами следили. И мы платим налоги, чтобы государство соблюдало основной закон — Конституцию, в которой закреплено право на неприкосновенность частной жизни. В этом принципиальная разница.